Туманные перспективы курдской государственности

Аналитика

Шаг к формализации независимости может нарушить сбалансированное состояние и принести гораздо больше вреда, чем пользы для самих же курдов

О курдском вопросе на современном этапе и современном состоянии курдоведения рассказывает Кавказскому геополитическому клубу директор Института востоковедения Российско-Армянского (Славянского) Университета (Ереван), заместитель директора Центра азиатских и африканских исследований НИУ ВШЭ (Санкт-Петербург),  доктор филологических наук, профессор Гарник Асатрян.  

Профессор Гарник Асатрян

- Уважаемый Гарник Серобович, вне зависимости от того, состоится или нет референдум о независимости Иракского Курдистана, назначенный на 25 сентября, события последних лет значительно усилили интерес к курдскому национальному движению и курдам как таковым. В этой связи хотелось бы прояснить некоторые базовые вопросы. Прежде всего, можно ли говорить о том, что курды представляют собой единый народ?

- Действительно, к курдам и к курдскому вопросу сегодня проявляют интерес все: и   непосредственно занимающиеся курдами, и так или иначе вовлеченные в курдские дела, и далекие от курдов и курдского вопроса люди. Тем, кто не знает «эзотерики» курдского вопроса, кто столкнулся с ним в связи с последними развитиями, просто мониторя события на Ближнем Востоке за последние годы и почитывая курдские ресурсы, может показаться, что с курдами вот-вот произойдет что-то из ряда вот выходящее - скажем, создание собственного государства, к чему они как бы давно идут. Но это, поверьте, весьма поверхностное и иллюзорное восприятие курдской действительности.

Всплески международного интереса к курдам бывали часто, причем не меньшей интенсивности, чем нынешний; просто в отсутствие интернета это было менее заметно. Да и «экспертов по курдам» было гораздо меньше, и говорили они в основном по существу.  И во втором десятилетии XX века, и в конце 40-х, и в конце 50-х, и в 70-х годах прошлого века курдский вопрос стоял не менее остро.  Можно сказать, что  он появлялся в  международном  информационном поле  с интервалами в 20-30 лет - всякий раз, когда курдский фактор целенаправленно актуализировался для решения тех или иных вопросов на ближневосточной арене.

О курдах начинают активно говорить разного рода «поборники» их прав, прочат им создание государства, потом все стихает, почти предается забвению, чтобы вспыхнуть вновь через несколько десятилетий. При этом основной фон этих информационных взрывов – не собственно курды, а некая очередная ближневосточная драма:  перипетии распада Османской империи, Первая мировая война, политические кризисы в республиканской Турции, конец Второй мировой войны, политическое развитие в Ираке и, наконец, появление ИГИЛ (запрещенная в РФ террористическая организация – прим.)  и т.д…. Таким образом, курды  преимущественно выступали сопутствующим фактором неких более широких политических процессов — как правило, фактором манипуляции, объектом воздействия третьих сил, действующих, как правило, вовсе не в интересах курдов. Полагаю, и нынешняя волна интереса к курдскому вопросу – как бы его не сформулировали на данном историческом этапе – стихнет, как только будут решены поставленные определенными силами задачи в регионе.

Карта-схема территорий, населенных курдами, отражающая курдские представления о будущем Курдистане

А теперь конкретно к вашему вопросу.

Говорить о курдах как о едином народе, разумеется, ни в коем случае нельзя, ибо мы имеем дело не с консолидированным гомогенным этническим массивом, а с пестрым конгломератом - весьма отличными друг от друга этническими,  религиозными и языковыми группами с преимущественно племенным самосознанием, а следовательно – с совершенно отличными друг от друга идентичностями. 

Можем ли мы говорить о единстве курдов-алевитов, шиитов, суннитов или курдов, принадлежащих к суфийским орденам? О единстве говорящих на принципиально разных диалектах, по сути – разных языках? Курд из Диарбекира и курд из Санандаджа или Сулеймании  контактируют через третий язык - либо персидский, либо турецкий, либо арабский… Вообще, «курд» - во многом искусственный термин, распространившийся в течение последнего столетия на разнородные этнические сообщества. Исторически он восходит к социониму в значении «скотовод, кочевник»; такое значение термина до сих пор сохраняется по всему южному Прикаспию.

Понятие «курдский народ», а вместе с ним и «Курдистан» последовательно внедрялись в  последние полтора столетия – по мере целенаправленного оформления курдского фактора как очень удобного инструмента манипуляции и влияния на политическую ситуацию в разных частях огромного пространства. Представьте себе крупный разношерстный людской массив без четкой  идентичности, с преимущественно племенной и клановой самоидентификацией и в высшей степени мифологизированным сознанием, населяющий уязвимые точки знакового региона. Трудно представить себе более удобный объект для  использования в разных исторических контекстах, в зависимости от конъюнктуры момента.

Мы, по сути, имеем дело с разными  народами, выступающими под общей искусственной вывеской «курд». Увы, это – непопулярная истина, о ней долгое время вообще не принято было говорить. Но впервые достаточно четко эта идея была сформулирована в работе «Курды северо-западного Ирана» советского востоковеда Олега Людвиговича Вильчевского, служившего во время Великой Отечественной Войны в разведотделе Закавказского Военного округа. Труд его так и не дошел до широкого читателя, будучи  издан ограниченным тиражом Разветотделом ЗАКВО для служебного пользования под грифом «секретно». Олег Людвигович, стараясь не согрешить перед академизмом и одновременно не нарушить табу, нашел нейтральную формулировку: он  пишет о «курдских народах»...  

При этом речь идет именно о курдском (пусть и условно) конгломерате. Я принципиально оставляю вне этого поля этнические и этно-конфессиональные образования, порою весьма многочисленные (вплоть до 5 миллионов), которые огульно причисляются к курдам курдскими националистическими кругами с подачи псевдоакадемических структур. Заза, гураны, авроманы, баджаланы, шабаки, езиды, лакцы (не путать с кавказскими лакцами), кальхоры, файли, луры, бахтияры и т.д., которых всегда стараются – реально или виртуально - вовлечь в курдское поле, вовсе не являются курдами! Это совершенно отдельные народы, говорящие, как правило, на собственных языках (заза, гурани, лури и т.д.) и  имеющие собственную  -  ярко или латентно выраженную идентичность. В случае же с курдами говорить о какой-либо общей идентичности просто не представляется возможным. 

- Что же означает «быть курдом» для рядового курда, который задумывается над этим вопросом?

- Единого мало-мальски обобщающего ответа на вопрос «Что означает быть курдом» просто не существует. Нет конкретных маркеров курдской идентичности, если не считать таковыми десятилетиями впрыскиваемые идеологемы вроде «курдской национально-освободительной борьбы» или «великого Курдистана», занимающего территорию целого ряда государств в Передней Азии,  или фантастические мифологемы типа  «мы, курды - потомки мидийцев, шумеров, Зороастра, Сасанидов, Аршакидов…».

Чувство принадлежности к единой общности основывается  на фундаментальных, незыблемых основах. Самосознание же среднего курда, не заряженного политикой,  далекого от политической конъюнктуры, зиждется, скорее, на его племенной атрибуции, а устремления лежат преимущественного в рамках племенных интересов. А вброшенные извне якобы с целью консолидации курдского массива и укрепившиеся в сознании мифологемы лишь разрыхляют и без того шаткую основу общекурдского единства.

- Уместно ли рассуждать об общих надеждах и чаяниях, в равной или хотя бы преобладающей степени характерных для курдов всех государств их проживания – Ирана, Ирака, Сирии, Турции и т.д.? 

- Я уже частично ответил на этот ваш вопрос. Очевидно, говорить об общих надеждах и чаяниях в, условно говоря, «курдском пространстве», конечно же, нельзя.  Для начала следует четко определить, что мы здесь понимаем под термином «надежды и чаяния». Если говорить об общих политических целях всех курдов, то надо учитывать, что собственно  политические  чаяния, как мы их понимаем, сознанию  среднестатистического курда не свойственны. Они всегда были представлены лишь в узкой прослойке – в племенной верхушке, а сегодня еще и в умах представителей определенных интеллектуальных группировок, которые и создают всю эту атмосферу, связанную с «надеждами и чаяниями». Но даже в этом случае речь идет об интересах определенной части курдов. Все остальное – «от лукавого»; все эти общекурдские чаяния – желание заинтересованных сил «запустить» курдский фактор сразу в нескольких странах – не только в Ираке, но и в Иране, Сирии, Турции, используя его «по назначению» в зависимости от конкретных целей.

- Что можно сказать о курдском национальном движении как политической силе – в первую очередь, существует ли оно, в каких формах, каковы его требования? Каков его главный лозунг?

- Так называемое «Курдское национально-освободительное движение» - понятие условное. Любое противостояние курдов надо рассматривать в контексте политических и прочих реалий конкретной страны. И тут необходимо отметить два важных момента. Во-первых, в  ряде случаев  - во многих знаковых моментах упомянутого противостояния – речь шла вовсе не о курдах, а о других народах, ошибочно причисляемых к курдскому конгломерату. Так, например, история «курдского» национально-освободительного движения «обогатилась» восстанием Шейха Сайда 1925 года, Дерсимским восстанием 1937 года и т.д.  В реальности же все это – часть истории народа заза, хотя и  связанная с общим анатолийским политическим фоном. 

Во-вторых, далеко не всякую форму антиправительственного противостояния следует относить к проявлению национальных устремлений. Часто это  было  проявлением  возникавших противоречий между племенной верхушкой и центральными властями, а порой и просто формой грабительских набегов, как в случае с так называемым «восстанием» Исмаил-бека Сымко (Сымитко) в Иране, объявившим себя в 20-х гг. прошлого века «царем Курдистана»: он не только вырезал все христианское население (армян, ассирийцев) Хоя и Салмаста, но и активно истреблял курдские племена, не входившие в конфедерацию Шакак. Головорез, о жестокостях которого сохранились поражающие воображение свидетельства очевидцев, предстает в официальной курдской   историографии одной из ярких фигур курдского «национально-освободительного движения», сражавшегося за «освобождение курдского народа». Убитый в 1930 году персидскими войсками, Исмаил-бек Сымко оброс агиографией чуть ли не курдского мученика: мне доводилось видеть фото его трупа у ног персидских солдат, висящие в солидных рамках  в  домах живущих в Европе курдов.

Так что к «курдскому движению» можно подобрать множество эпитетов, среди которых определение «национально-освободительное» подходит в наименьшей степени.  Я не вижу единого курдского национального движения как феномена, а следовательно не могу говорить ни о его формах, ни о требованиях, ни о лозунгах. Еще раз: мифологемы – не в счет.

- Какую роль играет во всем этом религиозная составляющая?

- Что касается религиозной составляющей у курдов в целом, то она никогда не играла решающей роли, за исключением, пожалуй, алевитской среды, да и то с оговоркой, ибо в данном случае алевитско-суннитское противостояние исторически маркировало, по большому счету, межу между иранской и тюркскими стихиями (сейчас это, конечно, не столь однозначно).  А вообще ислам среди курдов всегда имел достаточно сильные позиции: из курдов вышло много прославленных суннитских теологов-улемов. Но религиозная составляющая никогда не была частью курдской политический повестки. Возможно, именно это и нашло отражение в турецкой пословице «По сравнению с армянином и курд - мусульманин».      

- Все мировые и региональные державы – Россия, США, Великобритания, Иран, Турция, Ирак – выступили против проведения референдума в Иракском Курдистане. Скажется ли это на жизнеспособности рождающейся государственности?

- Чтобы быть предельно объективным, отмечу, что курдский регион Ирака находится в гораздо более благоприятном положении, чем остальная территория страны. Это касается и экономического состояния, и социальной защищенности, и более-менее структурированного порядка по сравнению с тем, что творится вокруг на Ближнем Востоке. Поддержка союзников (прежде всего, США) – огромные финансовые вливания, поставки оружия, организационная помощь, серьезный собственный ресурс в виде нефти,  продолжительный период нейтральности потенциальных противников курдской государственности – Турции, Ирана, Сирии,  а также ослабленная центральная власть в Багдаде  - все это способствовало  созданию островка сравнительного  благополучия в разрушенном Ираке. 

Сама идея референдума автоматически исключает наличие почти всех этих факторов, а о лояльности соседей или центральной иракской власти, серьезно набирающей силу в последнее время, придется просто забыть. Не следует забывать и о позиции меньшинств в курдском регионе – езидов, туркмен, ассирийцев, шабаков и проч., которые высказали однозначное желание остаться в составе единого Ирака и, безусловно, будут бороться за это с оружием в руках. Добавим сюда еще и проблему спорных территорий, которые им никто не уступит. В общем, вызовы будут на всех уровнях. Все это ставит под сомнение жизнеспособность курдской государственности.  По большому счету, у курдов Ирака сейчас идеальное состояние – курдский регион наделен достаточной степенью самоопределения в составе Ирака для реализации программ, нацеленных на жизнеобеспечение своего населения. Шаг к формализации независимости может нарушить это сбалансированное состояние и принести гораздо больше вреда, чем пользы для самих же курдов.

- Справятся ли курды на нынешней ступени развития национального движения с собственной государственностью, или перспектива изначально обратиться в failed state для того же Иракского Курдистана гораздо более актуальна? Если вынести вопрос в сферу высших смыслов – достойны ли курды своего государства? «Потянут» ли они его?

- Если отойти от условно внешних факторов, которые я озвучил в ответе на предыдущий вопрос,  и обратиться к собственно курдским реалиям, то и тут очевиден целый ряд противоречий, свойственных курдской среде и еще раз подтверждающий отсутствие у курдов единых целей, устремлений, общих национальных задач. Оставляя в стороне абсолютное неприятие идеи референдума Курдской рабочей партией (ПКК), будут актуализированы противоречия между различными группировками, партиями, племенами и кланами в среде курдов самого Ирака. Не ровен час, совсем недавно стихшая вековая вражда между кланами Барзани и Талабани может вспыхнуть вновь, с новой силой.

Хрупкий баланс, возникший в курдском сообществе на фоне общерегиональных проблем, может быть нарушен в одночасье, при любом изменении ситуации. Эти противоречия существуют даже в такой, казалось бы, стабильной структуре, как пешмарга. Существует расхожее мнение о том, что пешмарга - грозная сила, способная самостоятельно защитить безопасность курдского гособразования. На самом же деле, как бы пешмарга ни были вооружены и кто бы их ни обучал, это – не регулярная армия в полном смысле этого слова, а, скорее, объединенный корпус племенных дружин. В случае внутрикурдских противоречий этот корпус может утратить видимое  единство. Даже сейчас у пешмарга нет единого командования, обеспечивающего общую координацию действий. Они в состоянии вести  позиционные бои преимущественно в горных условиях, но противостоять регулярной армии в сколь-нибудь долгосрочной перспективе пешмарга не могут по определению.

Межплеменные, межклановые противоречия испокон веков были частью курдской действительности и, что важно, остаются таковыми до сих пор, что является не только следствием, но и доказательством того, что племенная атрибуция является главным маркером идентичности в курдской среде. Построить же государство может только сообщество с государственным мышлением, поднявшееся на уровень интересов национальных, даже если они входят в противоречие с интересами прочих уровней. Без этого нельзя приступать к строительству полноценного государства.

Те курдские лидеры и политические силы, которые выступают сегодня против проведения референдума на данном историческом этапе – это не предатели и коллаборационисты, как их называет барзанийская пропаганда, а те представители курдского образованного класса, которые уже мыслят национальными категориями.  Думаю, и сам Барзани чувствует эти истины, несмотря на личные амбиции и желание остаться в истории в качестве создателя курдского государства. Иначе как понять его недавние слова о том, что референдум состоится в любом случае, так как никто не предложил нам за это время какой-либо приемлемой альтернативы. Значит, лидер допускает наличие адекватной альтернативы, при которой можно было обойтись  на данном этапе без референдума.    

Масуд Барзани. Фото

- Реалистично ли вообще создание независимого курдского государства – на территории ли курдских кантонов Сирии, турецкой Восточной Анатолии, Иранского Курдистана - с перспективой или без объединения этих территорий в единое государственное образование? Как изменит его возникновение геополитическую картину региона и мира?

- Возможность создания некоего курдского гособразования – да и то, не в ближайшей перспективе, я допускаю только на территории Турции в случае распада этого государства.  Говорить о едином курдском государстве как следствии объединения курдонаселенных территорий названных Вами государств абсолютно нереально. Нет такой перспективы.

- Какими Вы видите курдское национальное движение и перспективы курдской государственности через условные десять лет? Произойдут ли качественные изменения?

-  И то, и другое требует качественных изменений, прежде всего, в сознании курдских сообществ. Десятилетие – это слишком короткий срок, чтобы говорить о формировании новой формы сознания, тем более - общекурдского. Скорее, наоборот, я предвижу возникновение новых курдских идентичностей, новых дроблений в курдском конгломерате.

- В каком состоянии сейчас находится курдология (Kurdish studies) как наука в России и мире?  Насколько важны курдские исследования для осознания и прогнозирования развития ситуации на Ближнем Востоке?

- Курдология – самая проблематичная область востоковедения. Тому есть две причины: во-первых, она безумно политизирована околонаучными, а порою и ангажированными академическими кругами, во-вторых, это – та область, где вольготней всего себя чувствуют дилетанты. Возможно, поэтому именно эта сфера знания, как никакая другая,  подвержена в своих профанных, псевдонаучных измерениях двум  ярко выраженным трендам, если не сказать - бедам: архаизации и романтизации. Первый исключает возможность объективного анализа ранней истории, да и вообще истории курдов: на опасность архаизации всего курдского указывал еще выдающийся востоковед XX столетия Дэвид Маккензи. Второй – романтизация - не позволяет подходить объективно к курдскому вопросу как таковому, давать реальную оценку деятельности курдов, понять мотивацию поведения тех или иных курдских группировок, а, следовательно, существенно затрудняет прогнозирование ситуаций, связанных с курдским массивом.

Все упомянутые проблемы сопровождали курдологию с самого ее зарождения. И если на ранних этапах многое объяснялось недостаточной изученностью вопроса, то позже в ход пошли откровенные фальсификации как следствие уже упомянутых ангажированности или непрофессионализма.  Упомянутый мною О.Л. Вильчевский отмечал по этому поводу: «Курдами занимались походя все и поэтому – никто». Та же ситуация, увы, и сегодня.   

Академическая курдология стала уделом самых стойких солдат науки, образующих  сегодня некую «эзотерическую прослойку», пока еще защищенную от посягательств авантюристов. Вне ее пределов – курдологическая мифология! Причем этой мифологии так много и она столь вездесуща, что начинающий курдолог рискует попасть в ее сети гораздо быстрее, чем в ученики к добротному ученому.  Беда эта повсеместна: в России это - следствие  упадка академического востоковедения в постсоветский период, да и, что скрывать, определенная инерция отчасти мифологизированной и подчас политизированной советской курдологии. На Западе – следствие общей установки на промотирование курдского фактора с целью его последующего использования.

Приведу лишь пару крайне одиозных примеров: издание Гарвардским (!)  университетом монографии «Курды» курдского автора Мехрдада Изади, написанной в духе сказок «Тысячи и одной ночи», в которой откровенная новокурдская мифология подана как историческая истина. Или, скажем, защищенная в одном из престижных европейских университетов диссертация некоего курдского исследователя на тему «Курдистан и его меньшинства 2500 до н.э.». А как вам переиздание в Германии опубликованного в Армении еще в советское время езидского культового текста, в котором немецкий ученый и его курдский соавтор лихо подменяют термин «Эздихана» (т.е. «обитель езидов») словом «Курдистан», просто чтобы придать езидскому тексту курдскую атрибуцию? Тогда как в период, когда эти тексты слагались, понятия «Курдистан» не было и в помине. К сожалению, не менее одиозные издания по курдологии выходили и под грифом некогда прославленного Востфака Санкт-Петербургского университета - это я говорю с особым сожалением.   

Об этой повсеместной вакханалии невежества можно говорить до бесконечности. Я обратился к теме фундаментальных проблем курдологии в обобщающей работе «Prolegomena to the Study of the Kurds» (есть в открытом доступе в интернете), в которой, надеюсь, мне удалось расставить некоторые точки над i в этом хаотическом поле  и обозначить стратегию развития курдологии как академической дисциплины. Наука о курдах может серьезно развиваться там, где есть сильная иранистика, частью которой курдология является. Я лично уделяю этой области особое внимание и, надеюсь, в Институте востоковедения Российско-Армянского Университета в Ереване, который я сейчас возглавляю, это направление станет одним из перспективных.

Курдский фактор всегда будет играть существенную роль в региональном развитии. Отдавая должное наиболее информированным специалистам по региону из аналитического сообщества, руководствующимся преимущественно пусть и обширными, но общими сведениями по курдам и результатами ситуационного анализа, я не представляю реального прогнозирования без глубокого знания предмета, подразумевающего фундаментальную научную подготовку по ряду областей востоковедения.

Беседовала Яна Амелина, секретарь-координатор Кавказского геополитического клуба