«Иран на Кавказе - в обстановке обостряющейся конкуренции»

Политика

Эксперт Фонда стратегической культуры Андрей Арешев в интервью каналу The Expert рассказал, какие интересы преследует и чем руководствуется главный стратегический партнер России на Востоке - Исламская Республика Иран.

- Каковы основные стратегические интересы Ирана в регионе Южного Кавказа? Как можно оценить способность Ирана обеспечить их соблюдение? Опишите основные политические, экономические или военные инструменты, которые Иран использует в этом контексте.

На протяжении длительного периода большая части территории современного Южного Кавказа (Закавказья) входила в военно-политическую и культурную орбиту Ирана, что во многом предопределяет долгосрочный интерес иранцев к своей бывшей имперской периферии. Конечно, помимо исторических воспоминаний, речь идёт о соображениях сугубо прагматического характера, включая экономические связи и проекты трансграничных транспортных и энергетических проектов (таких, как МТК «Север – Юг», гипотетический энергетический коридор «Персидский залив – Чёрное море» и др.), нуждающихся в прочных гарантиях безопасности, едва ли достижимых в текущей непростой военно-политической обстановке.

Учитывая потенциальную опасность распространения сепаратистских и ирредентистских настроений, иранские власти стремятся не допускать резких движений, крайне настороженно реагируя не любые резкие изменения региональных балансов, как это было, например, в 2020 году, в период «44-дневной» Карабахской войны, повлекшей заметное воодушевление среди тюркских народов и этнических групп.

В ходе «первой» карабахской войны южный сосед, с одной стороны, открыл свои границы для азербайджанских беженцев, оказывал им гуманитарную и медицинскую помощь. Вместе с тем, благодаря поддержке Ирана в начале было организовано паромное сообщение по Каспию, установлен понтонный мост через реку Аракс, сыгравший немаловажную роль в плане смягчения последствий азербайджано-турецкой блокады Армении.

Энергетический коллапс в Грузии начала 1990-х годов на локальном уровне также во многом преодолевался за счёт «керосинок» и иного иранского импорта. В ходе очередного кризиса в российско-грузинских отношениях в начале 2006 г., после взрыва газопровода и временного прекращения поставок газа, Иран также пришёл на помощь.

Разумеется, политика иранцев диктовалась отнюдь не только благотворительностью, но прежде всего – соображениями безопасности, стремлением не дать прочно закрепиться в сопредельном регионе видам, враждебным Исламской Республике, прежде всего – Израилю и США. Следует признать, что полного успеха здесь достичь было весьма проблематично, в силу расположения Кавказа (Черноморско-Каспийского региона) на перекрёстках нескольких трансграничных транспортных маршрутов и открытости региона внешнему влиянию.

Некоторые наблюдатели обращают внимание на идеологическую составляющую так называемой «иранской экспансии», однако она изначально не могла найти живой отклик в христианских Армении и Грузии, в то время как светский режим в Азербайджане давно и плотно поставил любых потенциальных «агентов иранского влияния» под жёсткий административный контроль. На мой взгляд, следует согласиться с исследователями, полагающими, что влияние «революционных» идей на внешнюю политику Ирана неуклонно уменьшается, уступая место прагматическим интересам, в том числе стремлению нивелировать вызовы и угрозы национальной безопасности, предельно обострившиеся в последние несколько лет (как минимум, начиная с убийства Касема Сулеймани в январе 2020 года).

– Как можно охарактеризовать нынешние отношения Ирана с Арменией, Азербайджаном и Грузией? Каковы основные точки сотрудничества, где находятся зоны трения между Ираном и этими государствами в отдельности?

После событий 2020 и 2023 гг., увенчавшихся окончательным переходом территории Нагорного Карабаха под контроль Азербайджана, Иран пытается приспособиться к новым региональным реалиям. Резкое обострение отношений с Ираном, вплоть до демонстративного «обмена» военными учениями по берегам Аракса в 2021-2022 гг. сменилось попытками наладить конструктивный диалог. Как известно, в мае 2024 г. при не до конца выясненных обстоятельствах в результате крушения вертолёта погибли возвращавшиеся из рабочей поездки в Азербайджан президент Ирана Эбрахим Раиси и министр иностранных дел Хоссейн Амир Абдоллахиан.

Преемник Раиси, выходец из тюркоязычной среды провинции Западный Азербайджан Масуд Пезешкиан продолжил курс на нормализацию отношений с Баку, в том числе на символическом уровне, приняв участие в недавнем саммите Организации Экономического Сотрудничества в Ханкенди (Степанакерт). Иранские спецназовцы приняли участие в совместных с азербайджанцами учениях «Араз-2025», в том числе на перешедшей под контроль Баку территории Нагорного Карабаха.

Невозможно было не обратить внимания на то, что в ходе состоявшихся немногим ранее армяно-иранских учениях каждая из сторон действовала на своей национальной территории. Вместе с тем, в Иране остаются вопросы по поводу вероятного содействия со стороны Баку недавней израильской военной операции против Ирана, включая предоставление воздушного пространства самолётам ВВС Израиля (в том числе для дозаправки), передачу разведывательной информации и т.д. Превращение Баку в площадку для неформальных переговоров между израильтянами и турками, а также между израильтянами и представителями «новой» Сирии также могут вызывать вопросы в Тегеране.

Опасаются в Иране и появления экстерриториального «Зангезурского коридора» между основной территорией Азербайджана и Нахичеванской автономией, способного нарушить непосредственную сухопутную связь Ирана с Арменией, предоставив Баку и Анкаре экстерриториальной контроль над небольшим участком армяно-иранской границы по Араксу.

Что касается Грузии, то оказываемое на власти Тбилиси жёсткое политическое давление со стороны Брюсселя, усугубляемое попытками экономического шантажа, открывают Тбилиси определённые возможности к расширению двусторонних связей, особенно с учётом «китайского» фактора. Правительство «Грузинской мечты» традиционно придерживались гибкой линии в отношениях с Ираном, опасаясь привлекать его к раздражающим Вашингтон и Западный Иерусалим проектам.

- Как Вы оцениваете роль Ирана в спорах между Арменией и Азербайджаном?

В недавнем разговоре со своим армянским коллегой Арменом Григоряном секретарь Высшего совета национальной безопасности ИРИ Али Акбар Ахмадиан в очередной раз заявил о решительном неприятии Тегераном любых геополитических изменений в регионе, предупредив, что возможные сдвиги могут дестабилизировать Южный Кавказ и негативно сказаться на интересах всех государств региона.

Известно, что в настоящее время прорабатывается официальный визит Пезешкиана в Армению, призванный отчасти уравновесить явную активизацию ирано-азербайджанских контактов. В то же время, возможное влияние Тегерана, равно как и Москвы, на ход текущего переговорного процесса между Баку и Ереваном, на мой взгляд, переоценивать не следует, тем более что Ирану необходимо время для восстановления немалого ущерба, нанесённого стране июньской израильско-американской агрессией. Тут уж, скорее, держит «руку на пульсе» президент Турции Реджеп Эрдоган, неоднократно заявлявший заинтересованность в нормализации армяно-азербайджанских отношений, включая открытие т.н. «Зангезурского коридора».

- Что можно сказать об иранском влиянии в регионе Южного Кавказа по сравнению с Россией и другими региональными и мировыми державами, особенно Китаем? Как вы оцениваете отношение Ирана к ЕС и НАТО, другим действиям Запада в этом регионе?

- На протяжении длительного периода Кавказский регион находился под влиянием России, Ирана и Турции (которые в различные периоды своей истории могли именоваться по-разному), однако после распада СССР статус-кво претерпело серьёзные изменения, и этот процесс далеко не завершён. Обстановка в регионе и вокруг него динамично меняется, не позволяя говорить о доминирующем влиянии какой-то одной силы.

Вместе с тем, на фоне ослабления позиций Москвы, вовлечённой в затяжное противостояние на Украине, и хаотичных шагов администрации Трампа, растёт влияние в регионе Китая, Турции, а также некоторых «средних» держав, таких, как Израиль, ОАЭ, Саудовская Аравия отчасти Катар и т.д., внимание которых к региону заметно усилилось. В частности, Китайская Народная Республика в рамках инициативы «Один пояс – один путь» активно вкладывается в транспортные и инфраструктурные проекты на территории Азербайджана и Грузии, и не исключено, что и Армения не останется от этого процесса в стороне.

Укрепление оказываемой Ирану, пусть и не всегда афишируемой, поддержки со стороны Китая будет способствовать большей стабильности и предсказуемости на Кавказе, однако это – далеко не единственная составляющая более сложной региональной мозаики. К примеру, в последнее время в США заговорили о возможной «аренде» на длительный срок «Зангезурского коридора», что, при всей завиральности этой идеи, отражает неизбывный интерес Вашингтона к Кавказу, вне зависимости от фамилии хозяина Белого дома.

Отдельно следует сказать о негосударственных субъектах внешнеполитической деятельности, влияние которых порою не меньше, а то и больше влияния иных государств. В этой связи достаточно вспомнить учреждённый в 1994 г. Азербайджанский международный нефтяной консорциум по добыче нефти на Каспии, ведущая роль в котором принадлежала British Petroleum и ряду британских компаний. Деятельность транснациональных корпораций органично дополняют частные военные компании, инвестиционные фонды и иные, вплоть до околокриминальных и террористических, способных на неожиданные и не всегда предсказуемые ходы.

Безусловно, в иранском истеблишменте имеются влиятельные силы, настроенные на максимальное «замирение» с Западом, что предполагает выполнение ряда жёстких условий администрации Трампа, прежде всего в плане прекращения любых ядерных исследований и разработок. Как следует из некоторых заявлений, ни малейших иллюзий относительно подлинных намерений США и Израиля в Тегеране нет.

После расшатывания шиитской «оси сопротивления» и недавней открытой агрессии (надо понимать, что в «гибридных» формах она не прекращалась все последние годы) давление на Иран, в том числе с использованием территорий сопредельных государств, останется долгосрочным фактором региональной политики, во многом определяя текущие расклады в том числе и на Кавказе.