«Исламские радикалы не те, что были десять лет назад»

Аналитика

Яна Александровна Амелина – политолог, эксперт по деструктивному влиянию социальных сетей, глава информационно-аналитического центра «Граница настоящего» и секретарь-координатор Кавказского геополитического клуба, автор ряда монографий и статей, в том числе на тему терроризма и профилактики деструктива в молодежной среде.

– Яна Александровна, для начала расскажите о программе визита в Свердловскую область.

– Для меня это уже вторая поездка в ваш регион. Как и в прошлый раз, меня пригласил президент Ассоциации «Центр этноконфессиональных исследований, профилактики экстремизма и противодействия идеологии терроризма» Сергей Павленко. Как бывший боец спецназа, человек, не понаслышке знающий, что такое терроризм, Сергей Александрович хорошо понимает, как нужно знакомить нашу родительскую и педагогическую общественность с современным деструктивом. И речь идет далеко не только о терроризме, который является крайней формой проявления множества экстремистских идеологий и течений.

Что особо важно, Ассоциации чужд формальный подход. Мы не пересказываем содержание учебников, всегда стараемся показать ситуацию в конкретном городе или субъекте Федерации на конкретных примерах именно оттуда. Кроме того, радует, что указанные мероприятия проводятся совместно с органами региональной и муниципальной власти, в частности, с деятельной помощью консультанта отдела этноконфессиональных отношений и организации работы по профилактике экстремизма Департамента внутренней политики Свердловской области Павла Суслонова. Представители местных структур, отвечающих за образование, и, что самое главное, непосредственные участники наших встреч – преподаватели и психологи – отнеслись к ним очень серьезно и ответственно. К сожалению, далеко не каждый регион показывает такую слаженную работу, и Свердловскую область можно смело приводить в качестве положительного примера.

– Где проходили указанные мероприятия?

– В течение трех дней, помимо Екатеринбурга, мы посетили Нижний Тагил, Каменск-Уральский и Серов. И это очень важно, потому что Екатеринбург – это столичный город, где люди лучше осведомлены о новых тенденциях, а на более отдаленных территориях те вещи, о которых мы рассказываем, иногда просто шокируют педагогов, которые до этого даже не догадывались о степени угрозы экстремизма и терроризма, а также о формах, которые они сейчас принимают.

– Безусловно, главная новость последних дней – теракт в «Крокус Сити Холле». Уже вышло множество публикаций, в которых нынешняя трагедия сравнивается с аналогичными атаками прошлых лет, и специалисты отмечают, что между ними гораздо больше разного, чем общего…

– Пока у нас мало информации о том, что произошло. Но, исходя из того, что имеется, мы понимаем, что непосредственные исполнители – радикальные исламисты, граждане Таджикистана. Это можно считать установленным фактом. Но это однозначно не те исламисты, которых мы видели еще несколько лет назад. Да, их методы те же, но и исполнители, и заказчики другие. Мы ждем, когда руководство страны представит неопровержимые доказательства (не столько нам, сколько международному сообществу), но лично у меня нет сомнений в том, что за этим стоит Украина. При этом подыскивать исполнителей украинские спецслужбы могли именно под легендой исламистских радикалов, то есть, используя их втемную.

– Какие отличительные черты данного теракта вы могли бы выделить?

– Повторю, пока мы не видим всей картины, но из того, что уже установлено спецслужбами, некоторые вещи бросаются в глаза. Возьмем запись с задержанием. Любой следователь или оперативник скажет, что первый допрос критически важен. Когда человек задержан, тем более так неожиданно, как фигуранты дела о теракте в «Крокусе», он еще не успевает сформировать линию защиты, и первые показания, как правило, самые правдивые. И что нам говорит один из задержанных? Что с ними по телеграму связался помощник какого-то проповедника, предложивший совершить теракт за 500 тысяч рублей. Не надо быть экспертом, чтобы понять, что даже для мигранта с низким уровнем жизни это не та сумма, ради которой он согласится убивать и брать на себя риск быть убитым или получить пожизненное лишение свободы. Кроме того, для радикального исламизма материальный мотив в принципе нехарактерен. Если, как они считают, после гибели их ждет рай, никакие деньги в этом мире для них не имеют значения. Странными также выглядят и дальнейшие действия подозреваемых. Если они решили скрыться (что опять же нетипично для радикальных исламистов), то почему элементарно не сменили приметную машину? На все эти вопросы предстоит ответить следствию, а нам остается дождаться результатов.

– В последние два года основным источником террористической угрозы воспринимаются спецслужбы Украины, но при этом есть мнение, что угроза исламского радикализма не только никуда не делась, но наоборот еще больше выросла. Как оцениваете ситуацию вы?

– Новый рост угрозы исламского радикализма стал заметен несколько лет назад, на рубеже 2019 –2020 годов, то есть за два года до Специальной военной операции. Полагаю, что уже тогда появились планы по использованию радикальных исламистов для ударов по России. В социальных сетях и мессенджерах стали появляться соответствующие группы, внезапно резко выросло число пользователей, на страницах которых было размещено фото Шамиля Басаева (ликвидированный в 2006 году один из лидеров бандподполья в Чеченской Республике. – Прим.). Важно понимать, что теракт в Беслане в 2004 году стал для исламистов того поколения началом конца. Потому что даже для людей с крайне радикальными взглядами убийство детей – это за гранью. Находившиеся в составе басаевского отряда террористки-смертницы были подорваны боевиками-мужчинами, поскольку, осознав, что они захватили школу, оказались не готовы убивать детей. Трагедия в Беслане лишила Басаева какой бы то ни было поддержки не только внешних спонсоров, но и в самой радикально-исламистской среде, и его конец был вопросом времени.

– Почему тогда сейчас его фото появляются в социальных сетях?

– Выросло новое поколение молодежи, для которого события в Беслане ни о чем не говорят в силу возраста. И, если им соответствующе промыть мозги, они охотно принимают Басаева как пример для подражания. Стоит сказать, что сейчас распространение идей радикального исламизма направлено не только на молодежь из мусульманских регионов России. Проблема «русского» ислама, который получил в свое время распространение, но затем пошел на убыль, вновь становится актуальной. Как известно, именно для новообращенных верующих, в особенности не из традиционно мусульманской среды, характерна склонность к радикализации, поэтому среди террористов-смертников в свое время было довольно много этнических русских. Стоит отметить, что идеи радикального исламизма и сепаратизма распространяются через те же группы в социальных сетях, которые длительное время пропагандировали так называемое движение АУЕ (запрещенная организация. – Прим). Вполне очевидно, что над нашей молодежью уже давно проводится эксперимент. Сюда же относятся и распространенные в середине прошлого десятилетия «группы смерти», пропагандирующие суицид, и группы, пропагандирующие жестокие и немотивированные убийства случайных людей.

– То есть радикальный ислам ушел в социальные сети?

– И это одна из основных тенденций. Если раньше основным источником распространения радикализма были проповедники и собрания единомышленников, то теперь вербовщики, что называется, работают «по площадям», охватывая неопределенно широкий круг лиц в социальных сетях. И потому если хотя бы часть того, что рассказали задержанные по делу о теракте в «Крокусе» – правда, то опасность новых нападений, в том числе на школы и детские сады, крайне высокая.

– Мигрантская среда называется экспертами как основная целевая группа для вербовщиков. При этом иногда возникает впечатление, что системной профилактической работы с иностранными гражданами со стороны государственных органов нет.

– Пожалуй, у многих из нас порой действительно возникает такое впечатление. Если брать все тех же задержанных по делу о теракте в «Крокусе», то мы видим, что не все из них знают русский язык, хотя некоторые находятся на территории России уже давно. И не они одни живут в закрытых этнических сообществах, куда нет доступа посторонним. Государству и обществу нужно всерьез задуматься, а нужны ли нам такие работники и в таком количестве. Это тема для серьезного экспертного обсуждения, но здесь важно не скатиться в исламофобию, ведь это тоже одна из целей, которые преследуют наши враги – спровоцировать межэтнические и межконфессиональные конфликты внутри страны.

– То есть радикально националистические идеи тоже подпитываются извне?

– Во всяком случае, их пытаются использовать внешние силы. Вряд ли случайно, что примерно тогда же, когда начался рост активности групп и каналов радикально-исламистской направленности, стали во множестве появляться страницы и паблики, активно пропагандирующие неонацистские и пиплхейтерские (человеконенавистнические) движения.

– Учитывая, что социальные сети и мессенджеры все активнее используются террористами, звучат призывы к введению ограничений. Насколько такие меры эффективны?

– Полагаю, необходимы жесткие и, возможно, даже непопулярные шаги. И если сами собственники социальных сетей не могут или не хотят предпринимать меры, то их необходимо предпринимать государству. И это мировая практика. Возьмем, к примеру, США. Палата представителей уже приняла закон, запрещающий «Тик-Ток». Учитывая, что данная социальная сеть – китайский продукт, а США и Китай находятся в геополитическом противостоянии, действия американских властей понятны. При этом в самих Штатах зарегистрирована компания «Мета» (признана в России запрещенной. – Прим.). И данная компания на территории США в целом выполняет предписания властей. Деятельность экстремистских сообществ разного рода быстро блокируется самой социальной сетью.

– А в России?

– А в России они почему-то преспокойно существуют. Вспомним случай с событиями в Махачкале, когда толпа людей захватила аэропорт из-за самолета, прилетевшего из Израиля. А началось все с открытых призывов в телеграм-канале, который за короткое время вырос с нескольких тысяч до сотен тысяч подписчиков и был заблокирован только после того, как все уже произошло. Или возьмем телеграм-каналы ряда запрещенных в России террористических организаций, позиционирующих себя как объединение российских граждан, воюющих на стороне ВСУ. Они устраивают рейды с территории Украины в пограничные области России, призывают присоединяться к ним и идти свергать законную власть. Их каналы преспокойно продолжают свою агитацию, и количество подписчиков в некоторых уже превышает 200 тысяч. Поэтому решительные меры, конечно, необходимы.

– Регулярно в повестке появляются сообщения о попытках поджечь объекты военной инфраструктуры, а во время выборов были попытки поджогов избирательных участков, кто-то поливал бюллетени зеленкой. Как и в случае с исполнителями теракта в Красногорске, задержанные люди говорят об инструкциях по телефону или по мессенджерам. На ваш взгляд, это звенья одной цепи?

– Однозначно, тут одни и те же механизмы и одни и те же заинтересованные стороны. И одна и та же цель – ослабить нашу страну. Люди, которые занимаются заманиванием наших сограждан в деструктивную деятельность, прекрасно разбираются в психологии. Они подняли планку технологий на очень высокий уровень. Если брать случаи с выборами, то мы видим, что задержанных граждан можно условно поделить на две категории. Первые – это те, кто сначала стали жертвами мошенников, отдали все свои деньги и набрали кредитов на миллионы рублей. И за выполнение определенных действий им пообещали вернуть украденное. А вторая категория – это, как правило, пожилые люди, которые уверены, что действуют во благо России и даже, как это ни нелепо звучит, по заданию правоохранительных органов. То есть наши противники умудряются играть даже на патриотических чувствах старшего поколения, особенно сейчас, в период проведения Специальной военной операции.

– То есть люди не знают, что действуют в интересах Украины?

– Нет, их используют втемную. Но, к сожалению, им все равно приходится отвечать по закону, особенно когда дело доходит до «коктейлей Молотова», а это уже по сути боевое оружие.

– Как тогда противостоять действиям вербовщиков, работающих по телефону?

– Эта проблема достаточно новая. Конечно, еще до начала СВО действовали мошенники, но именно теперь проблема обрела всеобщий характер. По данным соцопросов, как минимум 60% россиян сталкивались со случаями телефонного мошенничества. Причем далеко не все готовы признать, что попались на уловки мошенников. Нам всем следует осознавать, что сейчас их задача – не просто заставить нас расстаться со сбережениями, но и вовлечь в экстремистскую, а то и прямо террористическую деятельность.

Что касается профилактики, то главное – это бдительность. Не надо думать о людях, попавшихся на уловки мошенников, снисходительно: это технологии, и в определенный момент в зоне уязвимости может оказаться каждый из нас. Ни в коем случае не надо пытаться «перехитрить» мошенников, «вывести их на чистую воду». Даже если в конкретном случае мы с вами выйдем победителями в этом интеллектуальном поединке, от этого будет больше вреда, чем пользы – вскрывая мошеннические схемы, мы помогаем им совершенствовать технологии воздействия на сознание. Ответив на подозрительный звонок, лучше не вступать в диалог, а просто класть трубку. Деньги и репутация будут целее.

Нельзя бесконтрольно давать детям доступ к своим гаджетам. Сейчас идет волна случаев, когда несовершеннолетние, не имеющие собственных счетов, по указаниям тех же мошенников, переводят деньги со счетов родителей через банковские приложения. Нет сомнений, что с окончанием Специальной военной операции, когда центры, из которых осуществляется реализация данных схем, будут физически разгромлены, и мобильное мошенничество, и активность деструктивных течений в России резко пойдут на спад.

Беседовал Артем Ковальчук