«Век прошел, число сменилось - ничего не изменилось» (Ч.2)

Геополитика

К столетию дипломатических бесед Алимардана Топчибашева в Стамбуле

Через год (статья написана в 2017 г. для ежегодника Caucaso-Caspica. Труды Института востоковедения Российско-Армянского университета. Выпуск II. Под редакцией Гарника Асатряна. Ереван, 2017 г. - прим. ред.) исполнится сто лет с тех давно ушедших времен, когда Алимардан Топчибашев вел свои дипломатические беседы в Стамбуле. Записи чрезвычайного посланника и полномочного министра[1] Азербайджанской Республики[2] о международной ситуации в октябре 1918 – январе 1919 гг. выпустило в 1994 г. бакинское издательство «Эргюн»[3].

Эта небольшая (всего 159 страниц) книга - издание подлинника рукописи Топчибашева, записывавшего свои впечатления от встреч с представителями правительственных кругов разваливавшейся на глазах Османской империи[4] и бесконечного круговорота советников, посланников и авантюристов всех мастей и национальностей, обделывавших в Стамбуле разного рода политические дела, - производит колоссальное впечатление. Прежде всего - даже не личностью автора (хотя она сама по себе очень интересна) или непосредственным содержанием его разговоров столетней давности, а теми параллелями с современной нам реальностью, которые столь четко прослеживаются в «Дипломатических беседах в Стамбуле».

Окончание. Начало

«Прежде всего, Россия сама ушла от нас, а не мы от России»

Охваченная гражданской войной Россия, не контролирующая свою территорию, также не думала об Азербайджане. По-своему трогательна встреча старых знакомых по Государственной думе - бывшего депутата Алимардана Топчибашева и бывшего министра иностранных дел российского временного правительства Павла Милюкова. «А-а, мое почтение, очень рад вас видеть, - приветствует коллегу Милюков 7 декабря 1918 г. в стамбульском отеле «Токотлиан». - Про вас ведь тоже писали, что вы расстреляны в Баку или Тифлисе - не помню». «Интересно, как вы и ваши друзья спаслись?», - парирует Топчибашев. Милюков кратко обрисовывает ситуацию в Петрограде, подробно - состояние дел в большевистской и добровольческой армиях, рассказывает, что «Россия, что называется, начинает собираться и организовываться у вас на Кавказе», то есть на Кубани и на Дону.

Павел Милюков

«Главнейшее - это освобождение нас от большевиков: если сойдут со сцены большевики, Россия будет спасена», - резюмирует Милюков (стр. 81). «А как же отделившиеся части?», - вопрошает Топчибашев, говоря о трех закавказских республиках. И Милюков начинает вилять: «Я понимаю, что ваши народы должны были спасать себя и в этих видах образование ваших республик естественно, вы должны были так и поступить». С другой стороны, в этом «нельзя  не видеть дела рук немцев и их восточной политики за последнее время». «По поводу вашего заявления о немцах можно спорить, ибо это вряд ли так, но совершенно верно, что Россия сама ушла от нас, ушли сами войска, ушли власти, - возражает Топчибашев. - Ну, а дальше, какое будет отношение к отделившимся?». Но разве от Милюкова добьешься прямого ответа? «Дальше? - раздумывает он. - Трудно сказать: очень сложно и запутанно. Конечно, важно решение самого населения таких частей. Впрочем, для нас сейчас важнее всего центральная Россия. А как вы думаете?». - «Я думаю, что народы уже решили свою судьбу, и в том числе мы, азербайджанцы».

И здесь Азербайджан действительно показывает себя достойным младшим братом Турции. О том, что по итогам Первой мировой войны «одна наша надежда, без сомнения, сбылась: это развал царской России», с удовлетворением говорит в ходе первой встречи с Топчибашевым 2 октября 1918 г. великий визирь Турции Талаат-паша. «Это наше действительное приобретение, которое должно иметь хорошие последствия для нас, как и для вас, для всех народов России, и в частности Кавказа», - констатирует чиновник (стр. 9-10).

Возвращаясь к беседе с Милюковым, очевидно, что он не представляет и ситуацию в Поволжье, да и не особо интересуется ей: «Ведь мусульмане сами везде устраивают свою жизнь и тяготеют к Турции. И притом я вот сейчас вижу вас первого из мусульман за все это время» (встреч с армянами и грузинами было достаточно много). «Я тоже сожалею, что так игнорируются мусульмане внутренних губерний, - раздражается Топчибашев. - Ведь они-то во всяком случае в России и с Россией. О каком тяготении их к Турции можно говорить? Неужели и после этого будут совершаться и повторяться прежние ошибки в отношении мусульман!»[1]. Милюков вяло соглашается, что «ошибок в прошлом было много» (стр. 84-85). Не говорит он лишь о том, что многие из них – на его совести.

Иное, но столь же тягостное впечатление оставляет запись беседы Топчибашева с бывшим министром иностранных дел Российской империи Сергеем Сазоновым, состоявшейся 5 января 1919 г. Обругав Милюкова за «нетактичность» и отсутствие понимания происходящего («достаточно сказать, что Милюков стал держаться немецкой ориентации как раз в тот момент, когда уже общее поражение немцев было несомненно», стр. 93), Сазонов обрушивается на самих немцев, а потом и на грузин. «Скажите, пожалуйста, какое могут образовать государство грузины: ведь они же - нищие, у них ничего нет?», - вопрошает бывший министр. «А марганец, а леса и прочее?», - возражает Топчибашев. «Вот единственно - марганец, - соглашается Сазонов. - Но на этом далеко не уедешь». «Видите ли, несмотря на всю важность экономических вопросов, дело все же не в них пока», - теряет терпение Топчибашев.

Сергей Сазонов

Он рассказывает собеседнику об отделении от России трех закавказских республик, поясняя, что, в частности, азербайджанцы, «как народ отсталый и во всяком случае далекий от крайних социалистических тенденций, находят, что они не в состоянии идти нога в ногу с русским народом, не будучи в силах усвоить и перенять жизнь на основах социализма-большевизма». «Значит, татары на Кавказе, т.е. мусульмане, уже похоронили Россию и поставили на ней большой крест?!», - возмущается Сазонов. «Нисколько, - успокаивает его Топчибашев. - Напротив: мы, азербайджанцы, желая идти своей дорогой и жить по своим представлениям и силам, тем самым облегчаем задачи будущей России из чисто русских провинций и с чисто русским населением. Такой России мы всегда будем желать счастья. Затем мы, азербайджанцы, хотели жить в дружном сожительстве с нашими соседями грузинами и армянами и намечаем  образование единой федеративной республики наподобие швейцарского союза». «Вряд ли это окажется возможным: слишком большая разница между народами Кавказа, - справедливо отмечает Сазонов. – Особенно с вами не пойдут армяне».

Бывший министр напоминает Топчибашеву, что «кавказские мусульмане очень расположены к русским и не хотят отделиться от России», о чем ему рассказывали русские чиновники, которых прекрасно принимали в Елисаветполе (ныне Гянджа – прим.) и других местах, тогда как «грузины гнали из Тифлиса, отстраняли от службы и проч.». «А теперь вы говорите о сепаратизме тех же мусульман, которых в России мы вообще очень любим! - восклицает Сазонов. - Конечно, вам лучше их знать!». «Позвольте сказать вам, что прежде всего, Россия сама ушла от нас, а не мы от России», - прерывает его Топчибашев (стр. 95-96). 

Рассказ о второй беседе с Сазоновым (6 января 1919 г.) начинается с описания салона Pera Palace, где в тот день собралась вся персидская миссия во главе с министром иностранных дел, к которой чуть позже присоединился и американский представитель Хэйк. Там же были и новый испанский посланник с секретарем, и греческий представитель, множество русских, английские и французские офицеры и моряки. 58-летний Сазонов говорит Топчибашеву, что «внешняя физиономия Константинополя за последние 10-15 лет резко изменилась»: на улицах города, даже в чисто турецких кварталах, все меньше женщин в чадре, «разве только с легкой вуалью». Собеседники продолжают прерванный днем ранее разговор о принципиальной, мировоззренческой, по мнению Топчибашева, невозможности для азербайджанцев, да и для всех кавказцев, продолжать находиться под русским правлением.

Pera Palace, двадцатые годы XX века

Pera Palace, современный вид. Вид отеля также принципиально не изменился

«Россия дала всем окраинам все, что она сама имела, - не соглашается Сазонов. - Мало того, она себя обижала и давала вам. …И как только мы избавимся от большевиков, мы скажем народам, желающим отделиться от России: а пожалуйте-ка обратно, опять к нам». Кроме того, отмечает он, на отделение Кавказа от России не согласятся прежде всего союзники: «поверьте, они раньше нас скажут это вам, грузинам, армянам». «Я убежден, что народы Кавказа не в состоянии жить самостоятельно, - констатирует Сергей Сазонов. - Ну скажите, пожалуйста, могут образовать свое государство эти глупые бараны-грузины?! …Армяне - народ куда интереснее. А ваши азербайджанцы не желают отделяться от России, хотя вы теперь говорите обратное». Самостоятельно, по его  мнению, способны жить сербы или чехи, но никак не украинцы или кавказцы. Крайне скептичен он и по отношению к принципам Вильсона: «это одна идеология!», которая не будет иметь решающего значения (стр. 103-105).

В этом самодовольный бывший министр оказался прав.

«Самостийная Украина - одно недоразумение, она не может жить без России»

Украинский вопрос также неоднократно затрагивается в «Дипломатических беседах». Описание встречи Алимардана Топчибашева с украинским посланником в Турции Суковкиным оставляет столь острое ощущение злободневности обсуждаемых вопросов, что ее дата - 15 ноября 1918 г. - кажется какой-то ошибкой. «Украина не будет против федерализации отдельных государств, образовавшихся в разных частях России, - излагает Суковкин политическое кредо «самостийников». - Такая федерализация может быть наподобие Штатов Северной Америки. Но нельзя допустить, чтобы снова могло образоваться и существовать единое Российское государство, как раньше. Это немыслимо».

Впрочем, обрисовывая положение «самостийников» и симпатии простых украинцев к большевикам, украинский посланник демонстрирует определенный здравый смысл и прогностический талант. «Тем не менее сейчас нам приходится смириться с держами согласия, которые, быть может, уже составили свою карту для всех нас и по-своему определили наши судьбы», - говорит Суковкин практически то же, что несколькими днями ранее - Рауф-бей. «Ну а где же тогда принципы Вильсона?», - наивно или, скорее, растерянно спрашивает Топчибашев. «Знаете, эти принципы принципами и могут остаться», - доверительно сообщает Суковкин. И Топчибашев берет себя в руки: «Возможно. И я не особенно на них полагаюсь. Это еще больше говорит за необходимость совместных шагов» (стр. 49-50).

Проходит совсем немного времени, и в разговоре с Милюковым Топчибашев делится своим заключением - Украина «больше самостоятельно не желает существовать»:  вот и посланник Суковкин спустил на своем пароходе «Александр Михайлович» национальный украинский флаг и поднял андреевский. Милюков говорит о помощи, обещанной «нам и Украине» союзниками для борьбы с большевиками, отмечая, однако, что «до сих пор пока этой помощи нет» (она так и не пришла - прим.) (стр. 79-81).

Мнение же бывшего министра иностранных дел Российской империи Сергея Сазонова по поводу украинской независимости абсолютно определенно: «самостийная Украина - одно недоразумение, она не может жить без России» (стр. 105). «Из среды самих интеллигентных малороссов нет никого, искренне желающего отделения от России. Это и понятно, ибо никакой разницы между ними и русскими, т.е. великороссами, нет», - отмечает Топчибашев в заметках на полях встречи с Сазоновым (стр. 106).

Однако в начале 1919 г. ситуация принципиально (хотя и вновь не надолго) меняется: к власти в Киеве приходит «национально-украинское правительство, которое и будет действовать в духе самостоятельности». 12 января 1919 г. украинский посланник в Болгарии А.Шульгин убеждает Топчибашева, что «теперь никакой примеси начал всероссийского единения не будет. Украина была и останется самостийной». Забавно, что, как и спустя столетие, в те годы Киев был настоящей Меккой для разного рода русских «деятелей»: «Все находили приют у нас. Мы охотно их принимали, так как многие сами предлагали нам свои услуги». Правда, тогдашние русские вместе с гетманом Скоропадским намеревались «на шее украинцев восстановить старую Россию» (стр. 121).

Независимость Украины на тот момент, по словам Шульгина, была признана не только Германией и ее бывшими союзницами, но и Францией и Англией. «Не думаю, чтобы теперь державы все подняли вопрос о нашей независимости, - предполагает он. – Впрочем, кто знает… Во всяком случае, к другим народностям, как к азербайджанцам, грузинам и др., отношение Украины, я могу сказать с уверенностью, было и остается благоприятным, дружеским»[2]. «Этого-то нам и нужно», - завершает разговор Алимардан Топчибашев (стр. 123).

«Значит, Персия предъявляет свои права на наш Азербайджан?»

Гораздо большее понимание ситуации - как и желание изменить ее в свою пользу - демонстрируют представители Персии и ислама. Показательна беседа Топчибашева с шейхом-уль-ислам Турции «родом из Дагестана»[3]. «Я очень интересуюсь Азербайджаном и Дагестаном, ведь это одно и то же, один и тот же Кавказ, разницы нет. Не так ли?», - приветствует его глава мусульманского духовенства 28 октября 1918 г. «Совершенно верно: мы тоже не отделяем Дагестан от Азербайджана», - заверяет Топчибашев (стр. 28).

Среди прочего, он жалуется шейх-уль-исламу на отсутствие в Азербайджане «хорошо подготовленных, просвещенных мулл и вообще духовенства», что, по его словам, является результатом «стараний русского правительства, которое не только не давало должностей по духовному ведомству, но преследовало всячески тех мусульман, кои получали образование в Турции, Египте и Персии». «Как же, как же: я сам подвергся этой участи и потому не мог вернуться в родной Дагестан (село Инах, около Гуниба, в Аварии», - подхватывает религиозный деятель[4]. И тут Топчибашев радует его новостью, которая и сейчас, и тогда существовала лишь в воображении прогрессивных политических деятелей мусульманского происхождения[5]: «Существовавший раньше пагубный взгляд на религиозную якобы рознь между шиитами и суннитами предан забвению и теперь этому обстоятельству никакого значения уже не придается». «Слава Аллаху, что на Кавказе уже сознали этот вред», - воодушевляется шейх-уль-ислам (стр. 30-31).

Рассказывая об административном устройстве российского мусульманского сообщества, Топчибашев говорит о трех муфтиях и одном шейх-уль-исламе, места которых «занимались обыкновенно слабыми людьми. Русское правительство этого и добивалось. Население к ним относилось не с должным доверием»[6]. Что касается недавно избранного муфтия Северного Кавказа и Дагестана Гаджи Наджмеддина эфенди, то «он не оправдал наших ожиданий. …Он больше занимался житейскими делами: он человек богатый и имеет стада баранов»[7]. Кроме того, «он находил, что в мусульманском мире должен быть лишь один язык - это язык арабский». «Быть может, было бы хорошо, если бы все мусульмане говорили на языке Корана, - рассуждает в ответ шейх-уль-ислам. - Но это невозможно, ибо каждый народ любит и должен любить свой родной язык, который ему и дорог как свой. Не только турки, но никто не может отказаться от своего родного языка» (стр. 32).

Еще более поразительно современная беседа состоялась 16 ноября 1918 г. с иранским посланником в Турции Мирзой Махмуд-ханом. Персидский дипломат, даже не вспоминая о восточной учтивости, с одной стороны, заявляет Топчибашеву, что персы «от души рады вашей свободе», с другой - ставит вопрос ребром: «Но вы назвали ваше государство «Азербайджаном», что это означает? Означает ли это притязание ваше на настоящий Азербайджан, который находится в пределах Персии?».

Дальнейший диалог захватывает и сейчас, через столетие. Топчибашев пытается объясниться, мол, «Азербайджан» - всего лишь географический термин, но персидский посланник зрит в корень: «Нет, Exellance. Тут больше, чем одна география. Далее, вы себя считаете азербайджанскими турками. Между тем, в Азербайджане - вообще на Кавказе и в Персии – нет вовсе турок: все персы, ваши отцы и деды - все были персами». «Разрешите мне…», - пытается возражать Топчибашев, но персидский посланник «с волнением прерывает» его, требуя слушать дальше: «У вас цивилизация, культура, традиции, обычаи, даже костюм - все персидские». Впрочем, Махмуд-хан возлагает вину за эту «фатальную ошибку» на Стамбул, где «вместе с немцами явно создавались планы, направленные против нас», а Баку является лишь разменной монетой в этих раскладах.

Топчибашев, в изумлении выслушавший эту горячую речь, осторожно напоминает персидскому посланнику: «ведь вы же, насколько я знаю, туркофил». «Да, это верно, - не отрицает дипломат. - Но верно и то, что я туркофил или франкофил (беседа велась на французском - прим.) лишь для Персии, ибо я прежде всего персофил, люблю именно свою страну и должен охранять ее интересы». Далее он констатирует, что является верующим мусульманином, предан религии и почитает Коран, и вспоминает, как рассказывал свой сон о падении одного из минаретов Айя-Софии сидевшему «вот на этом самом кресле, на котором сейчас вы» Талаату-паше. «К большому несчастью, сон сбылся и пал скоро Багдад, - напоминает Махмуд-хан. - …Эти господа (тогдашнее турецкое руководство - прим.) погубили страну свою, хотели погубить и нас». Он обвиняет турок в коррупции и разврате, обещая Топчибашеву «быть полезным, чем смогу» (стр. 52-54). Не трудно представить, однако, в каком смятении покидал последний персидское посольство.

Встреча с персидским министром иностранных дел Мушаверелем Мемалеком Ага Гули-ханом, последовавшая 11 января 1919 г., несколько сгладила впечатления. Прежде всего, министр сообщает Топчибашеву, что Персия признает все три закавказские республики, особенно сочувствуя Азербайджану, независимость которого «выгодна нам во всех отношениях, и прежде всего, как некоторая гарантия против будущей России». При этом он выразил сомнения и в возможности «удержания независимости», и в реалистичности планов создания закавказской конфедерации - в первую очередь, потому что «грузины и в особенности армяне не пойдут с вами».

Не дав даже формальных гарантий поддержки Азербайджана на предстоящем мирном конгрессе, персидский министр открыто говорит, что этот международный форум «не может игнорировать исторических прав»: «нам хорошо известно положение ханств Закавказья, подчинявшихся власти персидских шахов». «Т.е., значит, Персия предъявит или предъявляет свои права на наш Азербайджан? - не скрывает своих чувств Топчибашев. - …Что же, если у нас не хватит сил и мы окажемся беспомощными, то возможно, что такая комбинация, как у нас с Персией, получит осуществление!». Стороны договариваются обдумать эту возможность (стр. 115-119).

15 января 1919 г. персидский министр говорит об этом уже совершенно определенно: «Не знаю, каково ваше окончательное решение, но мне кажется, вопрос о вашем Азербайджане можно было разрешить всего удобнее для вас в смысле союза и единения с Персией». «Как?!» - только и может воскликнуть Топчибашев. Министр поясняет, что имеет в виду не полную зависимость от Тегерана - «ваш Азербайджан сохранит, конечно, внутреннюю автономию». Азербайджанского представителя задевает, что этот вопрос вообще не обсуждался с руководством страны, однако персидский министр прямолинеен: «В настоящих условиях никакие представители из Тегерана в Баку и обратно отправляемы быть не могут» (стр. 124-125). Оформить все это предлагается на мирном конгрессе, однако к тому времени обстоятельства в очередной раз полностью меняются.

«С очаровательной улыбкой, весь сияя…»

Алимардан Топчибашев снабдил свои записи короткими замечаниями, рисующими яркие портреты собеседников. Насими-бей встречает его «с весьма приятной улыбкой», Энвер-паша - «с очаровательной улыбкой, весь сияя», Наби-бей «принимает очень тепло, стоя посредине кабинета», на лице Мустафы Рашид-паши, ожидающего британского адмирала Гальтропа -  «нервная тревожность, он разводит руками и с умоляющим лицом смотрит на меня»

Образы этих политических деятелей, как и самого автора, встают перед нами, как живые. Совсем не сложно представить, с какой «очаровательной улыбкой, весь сияя» знакомился бы с нынешними политическими реалиями тот же Энвер-паша. Посмотрев пару дней популярные телепередачи и интернет-сайты, он легко смог бы вникнуть в суть происходящего, поскольку она совершенно не изменилась.

Со времен описываемых событий прошло сто лет, но движущие силы и направляющие Истории все те же - разве что Великобритания во многом утратила ведущую роль, уступив ее США, да о принципах Вильсона никто уже не вспоминает. Чиновники, дипломаты, самостийники, «русские деятели», «мистеры брауны», отели, переговоры - все осталось прежним, как и общая ситуация в регионе Большого Кавказа - Ближнего Востока.

И все-таки что-то - должно быть, суть времени - неуловимо изменилось. Возможно, именно поэтому чтение «Дипломатических бесед» воскрешает в памяти кадр из фильма «121» (очень рекомендуем посмотреть! - прим. ред.) современного татарского режиссера Салавата Юзеева. Казанский литератор и просветитель Фатих Амирхан, волей автора ленты перемещенный из начала XX века в наше время, с улыбкой говорит пареньку-журналисту: «Дорогой, мы гораздо реальнее вас».

Яна Амелина - секретарь-координатор Кавказского геополитического клуба

Примечания: