Пропаганда исламизма vs дерадикализация: что делать?

Аналитика

ВНИМАНИЕ! 18+. Все иллюстрации/цитаты взяты из открытых пабликов/со страниц пользователей в социальной сети вКонтакте, и приведены исключительно с целью анализа сложившейся ситуации. КГК ни в коей мере не разделяет подобных идей и мнений.

- Вы занимаетесь изучением пропаганды радикального исламизма в социальных сетях. Расскажите, пожалуйста, о динамике этого явления. Как строилась пропаганда раньше и как сейчас? Насколько нынешние проявления эффективнее и почему? Какие методы пропаганды будут использоваться в будущем?

- Главное отличие нынешней радикально-исламистской пропаганды от того, что происходило пять или десять лет назад - изменение целевой аудитории. На предыдущем этапе идеи радикального исламизма транслировались, прежде всего, на/в среде этнических мусульман. Сейчас активная джихадистская пропаганда ведется на принципиально более широкую аудиторию, значительная часть которой изначально не является мусульманской.

Я говорю о миллионных пабликах в социальной сети вКонтакте, формирующих «позитивный» образ абстрактного исламистского боевика, террориста под «зеленым знаменем ислама», «героя» в «арафатке» и с «калашниковым», противостоящего современному российскому обществу и обществу как таковому под невнятными политическими лозунгами или вовсе без них.

Типичный подобный пост из псевдокриминального «пацанского» паблика, имеющего миллионную аудиторию

Доходит и до прямой рекламы, например, Шамиля Басаева, «победителя» буденновских рожениц и вдохновителя бесланской трагедии.

Разумеется, работа с целевой, мусульманской аудиторией, также не прекращается, однако по соцсетям хорошо видно, что радикальных «русских мусульман»-неофитов - все больше, и они все чаще являются если не лидерами радикальных мнений, то активными участниками соответствующих псевдобогословских дискуссий. История повторяется - все это уже было в двухтысячных. То же можно сказать о представителях Средней Азии (наибольшей оголтелостью отличаются казахстанцы) и Азербайджана. По степени радикализации они в среднем превосходят северокавказцев.

Следует отметить, что сейчас в соцсетях редко встречается прямая пропаганда «Исламского государства» (запрещенная в России террористическая организация) и крайне редко - «Имарата Кавказ» (запрещенная в России террористическая организация).

Это связано как с физическим разгромом «ИГ» и «ИК», так и с организационным «обесточиванием» этих глобальных проектов (за первым не всегда и не сразу следует второе, но в данном случае оба проекта действительно закрыты). Но что же тогда пропагандируется? Некое абстрактное (выше я упоминала столь же абстрактный образ исламистского боевика) «исламское государство» в качестве (не)достижимого идеала. Реальное государство, гражданином которого является исламист, носит клеймо тагута (объекта ложного поклонения), служащим в его структурах, особенно силовых, выносится такфир (обвинение в неверии), в лучшем случае их объявляют муртадами (вероотступниками), об уважении к людям иной веры говорить тем более не приходится.

Таким образом, оставшаяся от разгромленных «ИГ» и «ИК» виртуальная информационная оболочка поддерживается в «рабочем состоянии» в ожидании наполнения новым идеологическим содержанием. Поскольку возрождение указанных проектов в прежнем виде невозможно, следует ожидать появления нового варианта радикально-исламистской квазигосударственности - вот только где и когда? Я не рассматриваю в качестве такового попытки возрождения бренда «ИГ» где-нибудь в Индонезии или Африке: это не актуально для россиян и западноевропейцев, а значит, не представляет угрозы для национальной безопасности. Вообще, выдумать новое «ИГ» - задача нетривиальная. Посмотрим, справятся ли с ней прожектеры этого колосса на глиняных ногах. Однако то, что списанный еще несколько лет назад исламистский жупел снова в деле - очевидный факт.

Количество мелких (от нескольких сотен до нескольких тысяч подписчиков), средних (от 20 тысяч) и крупных (70-100 тысяч и более) исламистских пабликов вКонтакте за последние полгода значительно выросло, и тяжесть контента в них увеличилась. В то же время борьба с распространением исламистской пропаганды вКонтакте поставлена на паузу, но почему - совершенно не понятно. Если еще недавно, а именно, в 2015-18 гг., подобный контент было достаточно трудно найти, то сейчас он открыто распространяется в десятках и сотнях открытых сообществ. Отчего правоохранительные органы закрывают на это глаза? Убеждены, что разгром «ИГ» автоматически «обнулил» и ценность радикально-исламистской идеологии для соответствующей аудитории? Создатели исламистского паблика «История «0» - читается, по их версии, как «История с ноля», хотя отсылка к известному садомазохистскому эротическому произведению вряд ли является случайной - явно так не считают.

Кстати, о БДСМ и шок-контенте: участники подобных сообществ, которых также становится больше, все чаще присваивают себе исламистские «ники», - возможно, чтобы подчеркнуть активную роль в том, чем они там занимаются?.. Это, однако, лишь предположения, но тенденция налицо.

Радикальный исламист?.. Отнюдь нет - активист закрытых БДСМ-сообществ

Наконец, произошли серьезные изменения в способах и характере исламистской пропаганды. Если 10-15 лет назад радикальные идеи продвигались через специализированные сайты, то сейчас соответствующие мемы распространяются через паблики вКонтакте, группы в Whatsapp и каналы в Telegram. Конечно, говорить о полной замене текстуальной составляющей на визуальную пока рано, но движение в эту сторону идет семимильными шагами. Большинство популярных исламистских пабликов вКонтакте, предлагая подборки трудов аль-Ваххаба и ибн-Таймийи, перемежают их размытыми фото всадников с подписями «Наши герои - саляфы и муджахиды» в пропорции один к десяти. Интересно, сколько их подписчиков, взгромоздившись на реального коня, хотя бы удержится в седле?..

- Программа дерадикализации в России работает довольно давно, если не ошибаюсь. На ком и где она отрабатывалась? Насколько успешной эта программа считается сейчас? В каком направлении планируется работать дальше?

- Насколько мне известно, никакой единой программы дерадикализации в России нет - как, впрочем, и на Западе. Специалисты в регионах работают кто во что горазд и как один жалуются на отсутствие действенных - а зачастую вообще каких бы то ни было - методик по ресоциализации членов семей исламистских боевиков. О самих боевиках говорить тем более не приходится - впрочем, они, вопреки алармистским заявлениям некоторых пропагандистов, отнюдь не рвутся в страну своего бывшего проживания.

Между тем, проблема стоит достаточно остро. В одном из поволжских регионов специалисты, рассказывая о возвращенной из ближневосточных лагерей дошкольнице - дочери погибших боевиков «ИГ» - только разводили руками: как с ней работать? Первое, что с ужасом заявил ребенок, осознавший, что вернулся в Россию - я же теперь никогда не выйду замуж!! Она имела в виду, что попала на землю «неверных». Что же говорить о более старших детях? Что творится в их головах?..

С одной стороны, этой дошкольнице, как и совсем малышам, возможно, смогут помочь квалифицированные детские психологи. С другой - что делать с десятилетками и подростками, «львятами халифата», насмотревшимися - а то и участвовавшими - в игиловских ужасах? И уж тем более - с их мамашами, если те сумеют избежать наказания (кто поверит, что они были якобы обмануты своими мужьями или вербовщиками, да и кому интересны эти инфантильные объяснения)?

Эта проблема применительно к членам семей не только «игиловцев», но и других запрещенных в РФ террористических радикально-исламистских формирований, была поднята, например, на всероссийском совещании руководства региональных комиссий по делам несовершеннолетних, прошедшем в конце октября 2019 г. в Тюмени. Профессионалы не смогли найти ответа на данный вопрос. Проблема не только с методиками - мало и просто живого опыта. Помимо концептуальных, есть и чисто технические сложности - так, если родители не лишены родительских прав, сотрудникам КДН фактически закрыт доступ в семью. И на каких принципах воспитывается молодое поколение в семьях отсидевших за участие в «ИГ», «ИК» или «Хизб ут-Тахрир» - до поры до времени останется семейной тайной.

Много вопросов вызывает и практика передачи малолетних детей «игиловцев» в семьи родственников (а другой, насколько известно, нет). С одной стороны, это гуманно - куда гуманнее, чем распределять их в детские дома. Но с другой - эти родственники (обычно старшее поколение, дедушки и бабушки) уже допустили педагогический провал, проворонив радикализацию собственных детей. А может быть, и способствуя ей?.. Где гарантии, что с внуками воспитательный процесс пойдет успешнее? Как он будет контролироваться?

Настораживает, что, несмотря на все эти вопросы, некоторые специалисты предпочитают выдавать желаемое за действительное. На недавнем мероприятии в одной поволжской республике, где проблема распространения радикального исламизма одно время стояла достаточно остро, прозвучало, что для дерадикализации убежденного исламиста якобы достаточно от нескольких часов (!) до нескольких дней работы с профессиональным психологом, который легко и быстро избавит клиента от его экстремистских заблуждений. Кому бы из психологов, политологов или религиозных деятелей я не рассказывала эту историю, реакция была одна - глубокое недоумение. Очевидно, что подобные «методы», тем более, в такие сроки, не работают и не будут работать, каких бы чудо-психологов (впрочем, где их взять?..) не подключали к этой программе.

- Специалисты какого профиля должны входить в идеальную группу по дерадикализации и адаптации боевиков (и членов из семей)? И почему?

- Вернусь к тому, о чем уже говорили: на сегодняшний день эффективной «программы дерадикализации» не существует ни у нас, ни на Западе. Это, безусловно, не исключает того факта, что некоторые радикалы действительно пересматривают свои убеждения под воздействием жизненных обстоятельств или страха уголовного преследования. Но многие не пересматривают и не собираются. Радикальные исламисты в основной своей массе - не маленькие дети, бездумно подпавшие под влияние привнесенной извне разрушительной религиозной идеологии. Они убивают и умирают за свои убеждения. Почему мы считаем, что способны кого-то переубедить - и почему должны ставить перед собой такие цели? Ведь общество не переубеждает обычных уголовников - оно наказывает их в соответствии с УК. Профилактическая работа и неизбежное наказание за совершенные преступления представляются более действенными мерами, чем какие-то специальные «программы дерадикализации», под которые можно списывать существенные суммы.

- Сколько может стоить работа одной такой группы в течение года?

- Сколько дадут. «Дерадикализаторы» освоят любые суммы.

- Как вы считаете, применим ли российский (или европейский) опыт дерадикализации к Центральной Азии?

- Смотря о каком опыте идет речь. О применении НЛП (слышала и о таком, но надеюсь, что это все-таки шутка)? О беседах с психологами? О лишении боевиков «ИГ» гражданства? О замене радикальных имамов традиционалистами? О религиозном просвещении молодых людей? О создании рабочих мест и вовлечении молодежи в социальную жизнь? О выдаче дерадикализующимся квартир, машин и жен (Саудовская Аравия)? Можно перечислить еще много разных направлений, часть которых не работает, а другие являются, скорее, общепрофилактическими мерами. Кто же будет спорить, что молодежи, да и не только ей, нужна работа и социальные гарантии? Но нет, «так это не работает», как написал мне один сам в себе запутавшийся радикал. Нужен альтернативный «исламскому государству» вариант «сияющего града на холме», нужна позитивная идеология, нужен подвиг, нужно настоящее поле приложения усилий, а не предлагаемая обществом потребления гонка за айфонами и ипотекой. И пока все это не появится, мы так и будем «дерадикализировать» тех, кто мог бы принести пользу обществу и государству.

- Насколько безопасно доверять работу с такой специфической группой людей иностранным специалистам?

- Поскольку эффективность зарубежных  программ дерадикализации вызывает не меньше вопросов, чем российский опыт, полагаю, что помощь иностранных специалистов не так уж необходима, тогда как средств на нее придется потратить в разы больше. Стоит учесть, что исламистский радикализм в США, Европе, Средней Азии и России порождается совершенно разными причинами, а исламские сообщества данных государств и макрорегионов кардинально различаются между собой и по способу формирования, и по степени радикализации, и по массе других параметров. Это также серьезный довод в пользу того, чтобы привлекать к работе с ними именно местных специалистов, которых необходимо готовить в местной среде. Разумеется, учитывая положительный опыт других стран, если таковой найдется.

- Расскажите о случаях, которые вам запомнились во время работы. Были ли примеры удачного перехвата человека, который встал на путь радикализации, но его успели от этого спасти? 

- Радикализация - примета определенного жизненного периода. Если в это время начинающий исламист встречается с авторитетным религиозным деятелем, способным разъяснить всю суть его заблуждений, это часто дерадикализирует его. Таких случаев достаточно много. Впрочем, некоторым, чтобы разочароваться в своих прежних взглядах, необходимо побывать в рядах какого-нибудь «ИГ» в роли пушечного мяса. Отказ от участия в радикальных движениях после тюрьмы - также не редкость, но степень его «идейности» оценить достаточно трудно.

Однако на некоторых повлиять практически невозможно. Им безразличны как богословские доводы, так и апелляции к гуманизму и «общечеловеческим ценностям».  Именно на эту, условно, психопатическую часть общества и рассчитана исламистская пропаганда в миллионных пабликах в соцсетях.

Картинка со страницы сетевой «подруги» одной из часто встречающихся сейчас депрессивных исламисток (готовящийся резерв террористок-смертниц?..). Заголовок гласит: «Один из ста детей -  психопат».

На фоне снижения привлекательности идеологии и практики радикального исламизма на первый план в среде российской молодежи выходит новый пласт деструктивных практик, объединенных идеей безмотивного «насилия ради насилия». Не удивлюсь, если в скором будущем мы увидим показательные примеры слияния проигиловского и, скажем, условно-«колумбайнерского» контингента. В определенный период керченский убийца Владислав Росляков интересовался исламизмом - на пике расцвета «ИГ» им интересовались многие. Но в итоге он пошел по пути серийного убийцы, вдохновленного расстрелом в американской школе «Колумбайн».

- По каким признакам можно увидеть, что человек стал жертвой вербовки и пропаганды? И что в этом случае нужно делать родственникам?

- Если человек подписан на десятки радикально-исламистских пабликов в социальных сетях, участвует в сетевых дискуссиях о необходимости уничтожения российского государства, болезненно зациклен на «чистоте» своих «сестер» по вере (как правило, не имея опыта отношений и тем более брака), называет себя «гураба» (чуждый этому миру), будучи обычным социальным дезадаптантом - это повод бить тревогу. Подписка на один-единственный радикальный исламистский паблик, проповедующий убийство «неверных» (сообщества существенно различаются по степени радикальности), и просиживание штанов именно в нем - это повод бить тревогу. Использование символики «ИГ» (под лозунгом «Я мусульманин, и это мой флаг»), переименование аккаунта в соцсети в «Шамиля Басаева», прослушивание песен вроде «Салам» рэпера по кличке «Лицо», пропагандирующего безмотивный терроризм под псевдоисламистскими лозунгами - все это поводы бить тревогу.

Паблик - маленький, призывы - очень жесткие

Что делать родственникам? Отслеживать сетевое и реальное поведение близкого человека, не стесняться задавать вопросы, а если дело заходит слишком далеко - обращаться в правоохранительные органы. Иллюзий, что все это - шутки и само пройдет, быть однозначно не должно: история терактов девяностых и двухтысячных - убедительный тому пример.

Беседовала Евгения Ким

Яна Амелина - политолог, секретарь-координатор Кавказского геополитического клуба, глава информационно-аналитического центра «Граница настоящего»

На главной странице сайта: типичный мем из радикального паблика «Муджахид»