Победа Пезешкиана: какой будет отклик за океаном?

Политика

В материале, подготовленном на старте агитационной кампании по выборам президента Исламской Республики Иран, мы упомянули об интриге, связанной с представителем условного «реформаторского» лагеря, врачом-кардиохирургом, бывшим министром здравоохранения, одним из лидеров «Общества ирано-турецкой дружбы», этническим азербайджанцем Масудом Пезешкианом. По итогам второго тура 5 июля именно он победил убеждённого «консерватора», потомка выходцев из афганского Герата Саида Джалили с перевесом в 16,384 млн голосов (53,6%) против 13,5 млн. (44,3%).

Пезешкиан был единственным умеренным реформистом среди шести кандидатов, которых Совет стражей конституции допустил до выборов. Относительно мотивации такого решения бытуют различные предположения: «вероятно, это было сделано для того, чтобы стимулировать явку избирателей и тем самым сделать выборы более легитимными, чем они могли бы быть в противном случае», пишет научный сотрудник ряда западных аналитических центров Пол Пиллар. «Власти в Иране допустили к выборам представителя оппозиции, чтобы соблюсти некий баланс, поскольку все другие кандидаты так или иначе представляли лагерь консерваторов. Чтобы разбавить эту палитру, и чтобы другая часть населения имела своего представителя, более или менее близкого по духу, и был допущен этот кандидат», – уточняет директор Центра изучения современного Ирана Раджаб Сафаров. Надо сказать, это удалось: явка во втором туре оказалась на куда больше, нежели в первом (более 50 процентов против чуть более 40), причём Пезешкиану удалось вытащить на избирательные участки многих сторонников «реформаторского» курса из числа этнических меньшинств (тюрки Азербайджана, кашкайцы, курды, белуджи, арабы и др.) и обычно более пассивных жителей крупных городских агломераций (в частности, Тегерана). Это и немудрено, ибо большая часть его предвыборных лозунгов касалась острых социально-политических вопросов, включая права женщин и национальную политику (преимущественное развитие «персоязычных» районов при недостаточном внимании к территориям расселения других народов, борьбу с коррупцией и т.д.

Будучи де-факто главой исполнительной власти, президент считается вторым человеком в структуре власти после верховного лидера (рахбара), за которым остаётся решающее слово во всех стратегических вопросах. Являясь самостоятельным центром власти, президент пользуется относительной свободой в определении некоторых направлений внутренней политики, формируя команду и оказывая влияние на широкий спектр политических решений. Идеологические ориентации прошлых президентов, варьировавшиеся от сторонников «жёсткой линии» до более умеренных реформаторов, вносили заметные изменения во внешнеполитический курс государства.

В ходе предвыборной компании нынешний (девятый) президент заявлял, что «будет придерживаться руководства аятоллы Хаменеи, выступая за установление конструктивных отношений с Соединёнными Штатами и европейскими странами и прекращение международной изоляции Ирана». Бывший дипломат и посол в Москве Насер Нобри уверен в том, что «итоги выборов в Иране напрямую отразятся на его положении в мире, который переживает переход от однополярного к многополярному состоянию», причём многое будет зависеть от результатов предстоящих выборов в Америке: в случае победы Трампа Пезешкиан окажется в ситуации «усиления напряжённости в отношениях с западными державами, и его предвыборные тезисы будут отправлены на свалку истории».

Напомним, Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД) 2015 года, известный также как иранская ядерная сделка, продвигался с иранской стороны в первую очередь тогдашним президентом-«реформатором» Хасаном Роухани и его министров иностранных дел Мохаммада Джавада Зарифа, активно помогавшего Пезешкиану. Тогда Хаменеи, заинтересованный в улучшении экономического положения страны через ослабление санкций, согласился с тем, что делали Роухани и Зариф, хотя после того, как Трамп выбросил в 2018 году СВПД в мусорную корзину, попытался отмежеваться от проекта.

За три года действия СВПД, он показал свою эффективность, закрыв все возможные пути к возможному иранскому ядерному оружию: при этом Иран соблюдал строгие ограничения своей ядерной программы, изложенные в соглашении, пишет П. Пиллар. Напротив, деструктивная линия Трампа по «максимальному давлению» на Иран провалилась везде, где только возможно. Освободившись от ограничений СВПД, Тегеран ускорил не отказался от ядерной программы, и теперь ему может потребоваться или нескольких недель, чтобы наработать, в случае принятия соответствующего политического решения, достаточное количество расщепляющегося материала для ядерного оружия. Аналогичным образом, нагромождение санкций и «гибридная война» (включая громкие террористические акты) если даже и замедлили структурное оформление «оси сопротивления», то, во всяком случае, не привели к пересмотру целей и задач региональной политики Ирана.

Дискредитация же американцами дипломатических усилий реформаторов усилила влияние сторонников жесткой линии с избранием на пост президента Эбрахима Раиси, погибшего в мае 2024 г. в результате крушения вертолёта.

Традиционные укоренившиеся идеологические манты, а также россказни Израиля и его лоббистов об «режиме аятолл» как о главном источнике нестабильности на Ближнем Востоке, заслуживающем исключительности изоляции, наказания (а желательно – военного разгрома) Ирана будут и далее питать деструктивную региональную линию Белого дома, Госдепа и прочих американских ведомств. Между тем, «ядерная программа» Ирана после грубой ошибки отказавшегося от СВПД Трампа является очевидным приоритетом для возобновления контактов. Вместе с тем, необходимо обсуждать (в Омане или где-то ещё) и другие вопросы, связанные с региональными конфликтами и нестабильностью. Делать это будет, мягко говоря, очень непросто на фоне продолжающейся военной операции Израиля в Газе, готовящегося очередного нападения на Ливан и т.д. Ну и конечно, никаких односторонних уступок со стороны нового главы исполнительной власти Западу не будет и не предвидится, как бы кто ни пытался убедить в обратном себя и доверчивую публику.

Гипотетические переговоры между Вашингтоном и Тегераном соответствовали бы недавним усилиям государств Персидского залива по урегулированию двусторонних отношений (между Саудовской Аравией и Ираном, между Ираном и Бахрейном и др.). Ранее Джо Байден заявлял о своем намерении восстановить СВПД, однако заехав в Белый дом, он стал вещать о необходимости заключения новой сделки, в ответ на что Тегеран выдвинул новые требования, и дело застопорилось, в очередной раз продемонстрировав неадекватность всё больше впадающего в откровенный маразм Байдена и его компании. Конструктивное взаимодействие с Ираном традиционно более свойственно «демократическим» администрациям, однако возможное возвращение Трампа чревато неожиданностями: не исключено, что на этот раз он может увидеть на посту президента может возможность набрать политические очки путём переговоров (в том числе – стремясь утереть нос своим конкурентам).

После неожиданного для многих избрания Пезешкиана президентом Ирана «у Соединённых Штатов появилась возможность отреагировать конструктивно и продвинуть дело большей стабильности на Ближнем Востоке», надеется американский аналитик. Вряд ли, однако, это произойдёт, и лучшее, на что можно надеяться – это отсутствие серьёзных обострений и крупных провокаций, призванных втянуть регион в омут очередной военной эскалации.

P.S. Президент России Владимир Путин поздравил Масуда Пезешкиана одним из первых, выразив надежду, что его деятельность нового будет «способствовать дальнейшему наращиванию конструктивного двустороннего сотрудничества по всем направлениям на благо» дружественных народов двух стран и «в интересах упрощения региональной безопасности и стабильности». Путин отметил дружественный и добрососедский характер российско-иранских отношений, указав на эффективную координацию усилий Москвы и Тегерана в решении актуальных вопросов международной повестки дня. Не исключая некоторой пробуксовки с выходом на подписание «большого» российско-иранского договора под видом бюрократических проволочек, вместе с тем Р. Сафаров и другие эксперты не видят ни малейших оснований к пересмотру курса на качественное укрепление взаимовыгодных российско-иранских связей. Так, 6 июля стало известно о завершении работы над интеграцией российской платежной системы «Мир» и иранской Shetab, о чём сообщил глава Центрального банка Ирана Мохаммад Реза Фарзин.