Крымские татары: двойная лояльность

Политика

По итогам переписи населения Крымского федерального округа, прошедшей осенью 2014 г., крымские татары составляют 232 тысячи, или 10,6% от общей численности жителей полуострова. О реальной ситуации с интеграцией этого народа в федеральное общественно-политическое и правовое пространство рассказывает первый заместитель председателя Меджлиса крымскотатарского народа[1] Нариман Джелял. Несмотря на то, что редакция сайта не разделяет многие из представленных в этом интервью позиций и суждений, мы полагаем, что экспертное сообщество имеет право ознакомиться с материалом, в котором максимально честно излагается позиция значительной части крымских татар.

- С 21 марта Вы фактически возглавляете меджлис в Крыму. Крымская общественность предъявляет этой структуре немало претензий и требований. Среди последних - официальное признание принадлежности Крыма РФ, отказ от декларации 1991 года, объявляющей Крым «национальной территорией крымскотатарского народа, на которой только он обладает правом на самоопределение», отказ от борьбы за статус коренного народа и так далее. Какова Ваша позиция по этим вопросам? Приемлемы ли подобные требования? Уместны ли они?

- Крымскотатарский народ, переживший в недалеком прошлом ряд событий, продолжает очередной этап начавшейся на рубеже XIX-XX столетий национальной борьбы. Мы объективно политически активное сообщество, переживающее целый комплекс духовных и материальных проблем национального возрождения. Большинство крымских татар убеждены, что оно (возрождение) наиболее эффективно и гармонично осуществится и завершится в ходе реализации права на самоопределение, итогом чего станет та или иная форма государственности, обеспечивающая защиту и развитие народа в полном объеме. И эта борьба происходит в пространстве, отягощенном еще и проблемой межгосударственного территориального противостояния.

Очевидно, что ни Украина, ни Россия, до последнего времени, оказались не готовы останавливаться на подобных частностях, предпочитая масштабную государственную унификацию, фактически обвиняя друг друга в одних и тех же ошибках. Проблема же заключается в том, что никто и не попытался предложить крымским татарам альтернативную модель, которая удовлетворяла бы их интересам, требуя лишь отказаться от самостоятельно выработанной модели по причине чьих-то великодержавных интересов. Это смахивает на откровенную «советчину», на которую у крымских татар устойчивая аллергия.

Историческая ирония заключается в том, что именно отец-основатель СССР - товарищ Ульянов-Ленин, как раз раскусил этот «националистический» момент и, несмотря на дискуссии с будущим «отцом народов», дал отмашку на глобальное национально-государственное строительство, в том числе и крымскими татарами, связав при этом громадное политическое пространство зарождавшегося союза иными узами. Руководство постсоветской России, стремясь остановить процесс распада СССР, грозивший целостности собственно российского государства, применила опыт Ильича, как и последующий опыт сужения фактического суверенитета национальных республик, в угоду федерального центра. В современной России за ширмой национально-государственного федерализма остается все меньше реального содержания. И хотя этот вопрос весьма дискуссионный для экспертного сообщества и общероссийской политической элиты, у национальных элит он имеет вполне выработанный ответ.

Эта дискуссия тем более актуальна для крымскотатарского народа, так и не вошедшего в стадию восстановления национально-государственного образования, что предусмотрено, в частности, законом РФ «О реабилитации репрессированных народов», аналогов которому в Украине не было. Но и в России этот закон приказал долго жить.

Я убежден, что реализация интересов крымскотатарского народа, в том числе и права на самоопределение в Крыму, позволит разрубить «гордиев узел» крымской проблемы. Иначе крымское противостояние может продолжаться бесконечно. Варианты самоопределения «граждан Крыма», некоего «крымского народа», предложенные для легитимизации новейших территориальных приобретений, оказались несъедобными для международного сообщества, что повлекло для России и Крыма крайне негативные последствия.

Что касается мнения «крымской общественности», то оно является продуктом советской, а позднее собственной российской пропаганды. Многие представители этой общественности, насыщенные известными политическими и историческими мифами, теперь испытывают крайний дискомфорт от указаний сверху содействовать, например, реабилитации крымских татар, и продолжают откровенно препятствовать многим вопросам полноценного возрождения крымских татар, несмотря на предусмотренные законодательством нормы, подчиняясь получившему в России новый импульс великодержавию. Оправдывая такую ситуацию, президент России констатировал, что крымским татарам придется бороться за реализацию собственных прав, правда, при этом не акцентировал, с кем бороться, а ответ очевиден.

- В одном из интервью Вы заметили, что просили бы «не требовать от нас проявления некой лояльности, любви, эмоционального отношения». Однако если любовь требовать действительно нельзя, то лояльность граждан (а подавляющее большинство крымских татар приняли российское гражданство) - это основа основ любого государства. Декларация отсутствия лояльности, естественно, порождает недоверие и ко всем остальным заявлениям меджлиса. Не могли бы Вы прокомментировать этот момент?

- К этому вопросу абсолютно нельзя подходить упрощенно. Это серьезная эмоционально-психологическая проблема. Важнейшим аспектом являются пути достижения этой лояльности со стороны государства, именно об этом я говорил. Требование полной и моментальной лояльности (или ты с нами, или ты враг) - весьма консервативный подход, что в принципе характерно для России сегодня.

Для Крыма очевидна проблематика двойной лояльности, которая уже давно актуальна во многих странах мира, но в разрезе взаимоотношений иммигрантов и государства их проживания. Особенность же крымской ситуации заключается в том, что значительная часть населения Крыма, среди них подавляющее большинство крымских татар, принудительно обрели российское гражданство. То есть, в отличие от иммигрантов, они не выбирали новую страну своего проживания, их поставили перед фактом и принуждают подчиниться различными правовыми последствиями негативного характера.

Они сохраняют лояльность украинскому государству, как и фактическое гражданство, и вместе с тем формируют новую лояльность в условиях России, адаптируясь к новым условиям. Кто-то вынужденно, стремясь обезопасить себя и близких по принципу «моя хата с краю», кто-то не делает различий и ищет спокойствия и комфорта. Но есть и те, кто будет максимально сопротивляться этим процессам, возможно, даже маскироваться, получая российские паспорта. И именно они в зоне риска, так как российское государство весьма жестко поступает с такими группами, тем более, в ситуации следующих одна за одной неудач в реализации целого комплекса обещанных жителям Крыма благ и, соответственно, необходимости поиска «врагов народа».

И вот здесь, по моему убеждению, - и в этом руководство Меджлиса пыталось убедить в свое время и крымское, и кремлевское руководство, - необходимо быть максимально осторожными, так как спешка, - а Россия торопится, - и чрезмерный нажим приведут к травмам, которые дадут о себе знать сразу или позже. Как старые раны реагируют на погоду, подобные эмоциональные травмы остро появляются во время внутренних кризисов и геополитических изменений. Все мы помним конец СССР. Но в Кремле не очень любят обращать внимание на подобные частности. Более того, в России сегодня стирается грань между лояльностью государству и отдельным персонам или режиму.

Проблема заключается еще и в том, что нарочитая демонстрация лояльности к государству некоторыми новообращенными российскими гражданами Крыма оказалась неэффективной ни для них, ни для государства. Поэтому я призываю быть честными, даже когда правда кого-то лично не устраивает.

- Многолетний глава меджлиса Мустафа Джемилев, которому из-за его неконструктивной позиции запрещен въезд в Крым в течение пяти лет, продолжает распространять ложную информацию о положении крымских татар, в том числе, на международной арене, в США и Турции. Джемилев называет Крым «оккупированной территорией», говорит о якобы происходящем на полуострове нарушении прав крымскотатарского народа, призывает к «освобождению» полуострова и переживает, что в свое время Украина лишилась ядерного оружия. Эти заявления трудно назвать адекватными, однако со стороны руководства меджлиса не слышно осуждения такой позиции. И если первое время это еще можно было объяснить уважением крымских татар к знаковой фигуре национального движения, то сейчас молчание начинает вызывать недоумение, а у многих и раздражение. Люди все чаще объясняют его двуличием и неискренностью позиции меджлиса, нежеланием портить отношения с Джемилевым, Турцией и Западом. Так ли это? Или дело не в отношениях, а в том, что меджлис в целом разделяет позицию Джемилева?

- Убеждать себя и других в том, что высказываемые Мустафой Джемилевым суждения исключительно его личная позиция - самообман и политическая технология. Подобные суждения в той или иной мере присущи большинству крымских татар, хотя Джемилев, как бывший диссидент и украинский парламентарий, высказывается в характерной для него жесткой форме, не щадя ни союзников, ни оппонентов, не заботясь о чье-либо спокойствии, даже если это его соотечественники. Назвать эти суждения неадекватными могут люди, мыслящие однобоко и тенденциозно. То, что вы в Крыму почти не услышите подобной риторики, результат не отсутствия схожих оценок, а жесткого реагирования на них со стороны правоохранителей.

Не Джемилев называет Крым «оккупированной территорией», а большинство ведущих стран, кроме России, руководству которой не хватает искренности и гибкости, как во внутренней, так и во внешней политике, чтобы попытаться действовать нестандартно для себя, не так как всегда, в чем, на мой взгляд, единственный выход для нее.

Что касается Меджлиса, то люди, пытающиеся судить о его действиях, чаще всего намеренно, глядят на все со своей колокольни, примеряя на него привычные им лекала. А ведь нужно уяснить, что Меджлис - это представительный выборный орган, а не авторитарная партия, внутри которого происходят свои процессы, усугубляемые сегодня еще и фактическим политико-географическим разломом, выбором политической тактики и стратегии. В Меджлисе присутствует весь спектр мнений о происходящих событиях, и вопрос только в том, что Меджлис выдает в публичное пространство как свою официальную позицию. А это, в свою очередь, зависит от того, какой позиции придерживается большинство. Меджлис последователен, и эта последовательность отражается во всех официальных документах. Поэтому обвинения в двуличии или неискренности беспочвенны. Мы не обязаны что-либо или кого-либо поддерживать или осуждать, чтобы демонстрировать свою готовность к диалогу, а именно это нам вменяют в вину.

Обвинять же Меджлис в неконструктивности могут лишь те, кто, будучи не в состоянии меняться сам, требует этого от других. Предлагаемый нам конструктивизм, как мы смогли в этом неоднократно убедиться, заключается в практически безоговорочном принятии дозволенного властью поведения, а это противоречит принципам крымскотатарского национального движения. Власть сегодня отказывается от диалога, от партнерства, предпочитая доминировать. Небольшая часть наших, можно сказать, бывших коллег согласилась с этим, «поверила» власти, вошла в систему управления, реализовала собственные амбиции, однако все их попытки изменить ситуацию изнутри провалились. При этом вину за эти провалы они публично возложили на Меджлис, а не на новых коллег по крымской власти, тем самым обозначив свой имидж среди большинства крымских татар.

- Рассматривается ли возможность регистрации меджлиса и если да, то в каком статусе? Если нет, то соответствует ли существование без регистрации уровню задач, стоящих перед меджлисом и перед всем народом?

- Люди живут вместе, заводят детей и называются семьей и без регистрации. Вопрос формально-юридической фиксации статуса Меджлиса всегда стоял на повестке дня, но не является исключительным, не является самоцелью. Мы никогда не отрицали возможность регистрации, но государство не предлагает ту организационно-правовую форму, которая пришлась бы впору Меджлису, а те, что уже предусмотрены законодательством, не устраивают Меджлис. Как я уже говорил, российское, впрочем, как и до последнего времени украинское, государство не любит частности, хотя подобные частные примеры предусмотрены международным правом, проверены опытом ряда стран, например, саамские парламенты в Скандинавии. Нам говорят: «Зарегистрируйтесь!», мы отвечаем: «Пожалуйста, только давайте обсудим, как». Нам говорят: «Как общественная организация», мы: «Нас это не устраивает, давайте по-другому», на том в очередной раз и расходимся.

Фактически, многократные попытки власти вписать Меджлис в рамки обычного общественного объединения были продиктованы не желанием придать нам некий юридический статус для удобства общения, а стремлением опустить нас на уровень ниже, придать нам сотоварищей, разбавить среди подобных, многие из которых уже подконтрольны ей.

Но Меджлис выработал формы реализации собственных задач путем фактического влияния на кадровую политику государства, участия в выборах, взаимодействия с общественными объединениями, государственными и частными учреждениями. Поэтому не стоит преподносить формальную регистрацию как некий атрибут, без которого нельзя обойтись. Проблема как раз в том, что тот уровень задач, который ставит перед собой Меджлис и в целом система органов национального самоуправления крымских татар, не по силам обычной общественной организации. Именно поэтому мы всегда требовали выработки особого статуса в совместном с государством диалоге. Особого не в качестве некоей привилегии, а как такового, который пока не зафиксирован в национальном законодательстве.

- Что Вы думаете об инициативах представителей крымскотатарской общественности, предлагающих провести новый курултай для избрания нового состава меджлиса? Легитимны ли эти действия? Если этот план удастся реализовать, как поступят члены «старого» меджлиса?

- Подобные инициативы не являются чем-то новым для крымскотатарского национального движения, но в существующей ситуации обрели дополнительный окрас. Если ранее подобные инициативы участников национального движения, несогласных с деятельностью действующего состава Меджлиса, были исключительно инструментом внутринациональной политической конкуренции, то сегодня подобные инициативы востребованы еще и как инструмент демонстрации лояльности крымских татар российскому государству. На это существует спрос со стороны крымской власти, соответственно формируется и предложение.

Наши внутренние нормативы делают невозможным созыв сессии Курултая, назначение выборов делегатов Курултая без соответствующего решения Меджлиса. Именно поэтому данные инициативы до сих пор не реализованы, а сформировать собственное большинство в Меджлисе убеждением, подкупом, давлением инициаторам этого так и не удалось. Все же попытки обойти Меджлис будут нелегитимны, но, что самое главное, этого не примет большинство крымских татар, которые, по тем или иным причинам снизив свою общественно-политическую активность, ожидают, что их оценки, их мнение будут доносить действующие члены Меджлиса, и так находящиеся в зоне риска.

Реализовать этот план без согласия действующего состава Меджлиса в желаемой мере считаю невозможным, так как эффект от этого действа в первую очередь рассчитан на международное сообщество, а его не обманешь полумерами. А все «меджлисозаменители» совершенно несъедобны.

Именно поэтому в последнее время представители крымской власти все больше стали говорить о запрете Меджлиса, введя который, власти фактически распишутся в собственном провале в этом направлении.

- Какова Ваша позиция по вопросу о создании в Крыму национально-культурной автономии крымских татар? Эта организационно-правовая форма достаточно хорошо расписана в российском законодательстве, НКА получают бюджетное финансирование.

- Было время, когда я лично серьезно задумывался над реализацией такого варианта, причем еще в Украине. Но существуют серьезные расхождения в том, как воспринимать национально-культурную автономию. Для меня право на национально-культурную автономию - лишь этап, возможность «подтянуть», реализовать те или иные аспекты национального развития, чтобы мобилизовать усилия для дальнейшего этапа национально-государственного возрождения. Для власти же НКА - это конечная стадия. Именно поэтому большинство участников национального движения предпочитают даже не обсуждать такой вариант, не говоря о его реализации.

Что касается бюджетного финансирования, то нам удавалось решить этот вопрос убеждением государства принять соответствующие программы.

Проблема заключается в том, что при существующей возможности реализовать право на национально-территориальную автономию, нам настойчиво предлагают остановиться на национально-культурной автономии, что никак не отвечает выработанным годами историческим ожиданиям, крымскотатарской национальной идее и построенным на них практикам национальной борьбы.

- Перечислите, пожалуйста, основные направления, по которым меджлис готов сотрудничать с местными и федеральными властями, и главные проблемы, с которыми вы сталкиваетесь на этом пути. Что мешает конструктивному взаимодействию с властями? Что сделано и что должно быть сделано во исполнение прошлогоднего апрельского Указа президента Путина о реабилитации ранее репрессированных народов?

- В первую очередь, это проблема образования на родном языке. Мы всегда считали этот вопрос ключевым. К сожалению, вынужден констатировать, что попытки государства, отдельных политиков, и даже президента России акцентировать внимание на этом вопросе не привели ни к малейшему сдвигу в этом направлении. Все, чего удалось достигнуть - результат собственно работы общественности и родителей школьников.

Важен вопрос репатриации и легализации проживания в Крыму наших соотечественников, вернувшихся из мест депортации. Сотни крымских татар столкнулись с пробелами миграционного законодательства касательно репатриантов и банальной черствостью ФМС.

Остаются актуальными вопросы обустройства репатриантов, особенно в местах компактного проживания крымских татар, решение инфраструктурных проблем, занятости и т.п.

В общем, есть над чем работать. Но, как оказалось, нельзя требовать «привилегий» - именно так оценивает большинство экспертов и чиновников в Крыму перечисленные и другие проблемы. Кроме идейных препон, нежелание решать данные проблемы обусловлено и крайне тяжелыми материальными трудностями крымских властей. Несмотря на обещанные миллиарды, продемонстрировать мало-мальски убедительные результаты в решении проблем, актуальных для крымских татар, властям не удалось. А то немногое, чем они могли бы похвастать, тонет в пучине недоделок и нежелания.

- Телекомпания «Миллет» только начала свою работу, и судить о ее качестве пока рано. Как по-Вашему, станет ли она равноценной заменой телеканалу ATR?

- Судить о данном телеканале уже можно, и по задумке, и по контенту, и по качеству работы. По задумке, «Миллет» позиционировался как провластная альтернатива АТР. Тем самым сразу отсекался зритель Первого крымскотатарского, а также те, кто привык к альтернативным мнениям в эфире. Новый канал творят старые кадры. Новости с Первого крымского, лица канала оттуда же. Фактически это клон крымскотатарской редакции ГТРК «Крым». Молодые кадры не привнесли обещанной свежести. По контенту это абсолютный винегрет, в то время как АТР работал в рамках разработанного профессионалами концепта. По качеству… включите этот канал, и все поймете. Даже депортированный и лишенный прежних ресурсных и технических возможностей АТР выглядит намного привлекательней и стройнее, даже если вы не разделяете редакционной политики этого телеканала.

К сожалению, новый крымскотатарский телеканал стал жертвой политических игр. И оправдания, связанные с проблемами финансирования, не помогут, так как изначально его цели были извращены.

- Создается ощущение, что в последнее время Духовное управление мусульман Крыма активно стараются противопоставить меджлису. Как обстоят дела в реальности?

- Ни о каком реальном противопоставлении нет речи. Ситуация очевидна и банальна. Меджлис и Муфтият - наиболее авторитетные и уважаемые общественные структуры в крымскотатарском обществе. Они всегда действовали совместно и ставили перед собой одни задачи и цели, несмотря на различные функции. Не сумев использовать Меджлис как проводника идей и прикрытия некоторых действий новой крымской власти, политтехнологи вывели на авансцену межнациональной политики крымский муфтият, который как по объективным, так и по субъективным причинам оказался более уязвимым и, как следствие, податливым материалом. Очевидно, что Муфтий мусульман Крыма - сегодня номер один в списке власти на фактическое лидерство в крымскотатарском социуме. Мнением, присутствием на мероприятиях, словами муфтия прикрывались и продолжают это делать многие из «кремлевских татар».

В Меджлисе есть четкое понимание данной ситуации и, если бы муфтият сумел выдержать те рамки вынужденного поведения, о которых мы его просили, то сегодня особых вопросов и не возникало. Но, по мнению некоторых моих коллег, эти границы были неоднократно нарушены, и ответная реакция может последовать. Я не думаю, что Меджлис заинтересован в противостоянии с Духовным управлением, но способы подчеркнуть без серьезного ущерба для крымскотатарского народа и целей национальной борьбы, в чем не прав муфтият, рассматриваются.

На мой взгляд, дальнейшая реализация той линии поведения, которую добровольно ли, вынуждено ли демонстрирует муфтият, чревата потерей авторитета среди собственной уммы. На фоне постоянных заявлений о нахождении вне политики, муфтий не сумел (или ему не дали) остаться вне схватки. Публично он явно принял одну из сторон, и это не Меджлис.

- В последнее время в российских СМИ неоднократно появлялась дезинформация, согласно которой в так называемое «Исламское государство» (запрещенную в РФ террористическую организацию) якобы уехали до пятисот (!) крымских татар. Цифра, безусловно, фантастичная. Но как обстоят дела на самом деле? Есть ли среди крымских татар в Крыму, за его пределами, в турецкой диаспоре приверженцы «ИГ»? Имеются ли конкретные факты об уехавших туда - сколько их, чем они мотивировались? Можно ли говорить о формирующейся тенденции или речь об отдельных случаях, которые погоды не делают? Каково взаимодействие меджлиса и ДУМК по вопросу профилактики исламского радикализма в любых его проявлениях?

- Среди крымских татар были и есть те, кто уезжал воевать в Сирию, возможно, и в иные горячие точки Ближнего Востока. Говорить об их количестве крайне сложно, так как они не афишировали свое участие в них. Но, судя по доступной информации, озвученная цифра в пятьсот человек чрезмерно велика. Среди крымских мусульман распространены учения тех или иных сект, вроде салафитов, хабашитов, «Хизб ут-тахрир», но называть их действительно радикальными нельзя. Явление «исламский радикализм», а тем более терроризм, не характерны для Крыма. Нас постоянно обвиняли в наличии лагерей подготовки боевиков, но никогда не представляли доказательств. Несправедливое отношение к мусульманам, ограничение их прав, явная демонстрация поддержки другой конфессии, характерные для Крыма, не могли не сказаться на мировоззрении молодых людей. Да и в России непростая судьба мусульман усугубила ситуацию - не секрет, что под прикрытием антитеррористической деятельности часто осуществляется «охота на ведьм».

Между тем, постоянное препятствование деятельности крымского Муфтията и Меджлиса мешало распространению среди крымских мусульман традиционного для Крыма ислама ханафитского толка. Игры спецслужб Украины, а теперь России, в альтернативные «муфтияты», «меджлисы», как раз и способствуют заполнению пустующих ниш варягами из арабского мира, среди которых проникали и вербовщики в различные секты. В погоне за разобщенностью исламской уммы, в России ослабляется влияние духовенства, которое способно наставить на путь истинный и уберечь от лжеучений неокрепшие умы, тем более в регионах, где, как и в Крыму, мусульмане только в начале религиозного ренессанса.

В отношении различных сект Меджлис и Муфтият всегда выступали единым фронтом, который сегодня в угоду политической целесообразности разрушен, деятельность Меджлиса ограничена, а Муфтията - законтролирована. К правоохранителям же уровень доверия крайне низок и их действия зачастую воспринимаются как враждебные по отношению к мусульманам. А ведь крайне важно не только отсекать возможные проявления радикализма, но и осуществлять его профилактику, с чем лучше всего справятся общественные структуры, имеющие авторитет в целевой группе риска.

Беседовала Яна Амелина, секретарь-координатор Кавказского геополитического клуба

Примечание:

[1] Наименование этого представительного органа крымских татар дано в написании Н.Джеляла.

Фото