Черкесам навязывают «польский комплекс»

08 сентября, 09:50

Пресловутый «польский комплекс» оказал неизгладимое влияние на плоды польской геополитической мысли. Комплекс этот заключался в агрессивно-опасливом отношении к России и российской политике.

Формированию данного  психологического явления, которое прочно вошло в польский народный характер, способствовал проигрыш Речью Посполитой, некогда мощной и влиятельной державы, геополитического соперничества за региональное лидерство России, некогда слабой и раздробленной.

Горечь поражения усиливалась тем, что шляхетская Польша позиционировала себя как оплот католичества на востоке, чьим «высоким предназначением» была борьба с ордами «схизматиков», т.е. православных. Всё, что находилось за восточной границей Польши, шляхетско-католическими кругами рассматривалось как нижестоящее по отношению ко всему польскому: язык, вера, традиции, нравы, и т.д. 

Победа «восточных варваров» над цивилизованной шляхтой, результатом чего стали разделы Польши, и переход польской столицы под российскую политическую юрисдикцию привели польский характер к психологическому конфликту, когда окружающие геополитические реалии перестали соответствовать цивилизационным ожиданиям и самооценке шляхты. «Великие» находились под управлением «негодных», и геополитические успехи последних были более впечатляющими, чем таковые у первых.

Отныне русофобия превратилась в константу польской политики, и, с опорой на старые политико-религиозные мифы, польская геополитика принялась за создание соответствующих идеологем для закрепления за Россией негативного образа.

За Польшей закреплялся статус «оплота католической веры» у границ азиатского мира. Польшу называли Христом всех народов и Прометеем Европы. Последнее понятие настолько прочно прижилось, что появилась идеология польского прометеизма, согласно которой моральный долг Польши – безвозмездно нести «огонь свободы» народам, «порабощённым» Россией.

Был придуман соответствующий лозунг: «За нашу и вашу свободу!». Но за ним скрывался тонкий геополитический расчёт, а не геополитическое бескорыстие. Список «порабощённых» составляли сами поляки, в зависимости от текущих интересов. Кавказским народам там всегда находилось место, поскольку Кавказ – стратегически важный регион, да ещё и связанный с мифом о Прометее.

Польша понимала, что она может рассчитывать на геополитическое лидерство лишь в случае исчезновения России с карты мира. Присутствие на карте России, огромной и влиятельной, ставило крест на стремлении Польши вновь обрести былое величие. Не могут в узких рамках Восточной Европы существовать два лидера.

Соответственно, чтобы Польша поднялась, Россия должна упасть. Этой задаче посвящены польские геополитические доктрины, под неё заточена национальная польская психология, где русофобия – неотъемлемая часть.

Для поляков большая Россия символизирует вечное зло, потому что фактом своего бытия лишает маленькую Польшу политического величия. Перестать ненавидеть Россию для поляка равнозначно отречению от этого величия. Поэтому поляки не любят Россию всерьёз и навсегда. Это идеологический нерв польской политической идеологии.

Это и есть тот самый «польский комплекс», который заставляет поляков регулярно расцарапывать раны прежних исторических обид на Россию, смаковать и заново «пересмаковывать» трагедии прошлого, упиваясь собственными страданиями.

Это налагает несмываемый депрессивный и деструктивный отпечаток на польскую политическую и историческую науку, религию и культуру. Чрезмерное оперирование словом «геноцид», который Россия «осуществляла» над поляками, превратил самих поляков в народ с «геноцидным» мышлением, что выражается в неутолимой жажде слышать от России беспрерывные извинения, самобичевания и покаяния.

Напрашиваются параллели со стремлением некоторых сил навязать черкесам такое же «геноцидное» мышление и взрастить в черкесской среде свой, черкесский «польский комплекс». Причём занимаются этим не столько в Черкесии, сколько за её пределами, в том числе, в США (Джеймстаунский фонд, университет Нью-Джерси Ратджерс и проч.).

Англосаксы уже провернули такое дело с украинцами, когда в 1993 г. командировали в Киев историка Джеймса Мейса, который первым завил, что украинцы – это «постгеноцидное общество», пострадавшее от России. До Мейса украинцы понятия не имели, что они – «постгеноцидны», но благодаря ушлому американцу часть украинского общества перешла на траурно-депрессивный формат мышления, «съедавший» творческое начало в народе. 

Если причины, результаты и последствия Кавказской войны трактовать только сквозь терминологическую призму геноцида, у черкесов появится шанс повторить путь украинцев и стать вторым после них «постгеноцидным обществом». В США найдётся второй Д.Мейс (первый скончался в 2004 г.), который разовьёт данный тезис.

Психологемы в структуре «польского комплекса», «постгеноцидного» украинского общества и дискурса о геноциде черкесов идентичны и отличаются лишь региональными особенностями. Для всех трёх идеологем характерны следующие искусственно навязываемые установки:

- намеренная актуализация событий полутора-двухвековой давности;

-  настрой на сведение счётов в любой форме (от готовности Польши и Украины участвовать в антироссийских проектах НАТО до требований черкесских националистов признать геноцид черкесов);

- отказ от рассмотрения проблемы методом геополитической эмпатии, т.е. вживаясь и оценивая геополитический контекст той эпохи, а не современного общества;

- намеренное сужение проблематики, её рассмотрение как самодостаточного локального явления, без учёта всей политико-исторической палитры, сложившейся в мире вокруг того или иного события;

- попытки навязать остальным соплеменникам мазохистское мировоззрение, обилие фраз и лозунгов типа «нам должны», «мы имеем историческое право», «мы пострадали», «нас унижали», помноженные на пропагандистские клише, по типу «мы не простим», «мы вас заставим», «мы всё помним», ставящие крест на дальнейшем диалоге;

- ссылки на верность родовым корням и крепкую историческую память, при которой «странным» образом у апологетов теории геноцида выпадают из памяти положительные моменты российско-польских, российско-украинских или российско-кавказских отношений, которых отнюдь не мало;

- Россия - это зло, которое было таким в прошлом, остаётся им и сейчас, следовательно, русофобия - не порок, а проявление исторической проницательности (неплохая прелюдия к геополитическим проектам третьих сил по развалу России по национальным «швам»).

Но самое главное, что подобный подход заставляет народ тратить свою интеллектуальную энергию - сначала на сколачивание политико-исторических фальшивок, а затем на защиту этого детища от критики оппонентов. Немаловажно, что это наносит ущерб народной психологии, которую уводят в дебри депрессивного мироощущения и желания отыграться на обидчике, а обидчиком назначают того, кто мешает Западу. Так было с Польшей, так было с Украиной, и не может быть иначе с Черкесией.

Фото: памятник Прометею в Орлиных скалах, неподалеку от Мацесты          

Владислав
 
Гулевич
08 сентября, 09:50