Турецкие базы в Африке как фактор влияния (II)
Окончание. Начало
Впрочем, не везде Эрдогану и его партии, активно продвигающим «турецкую модель» для стран Ближнего Востока и Северной Африки, сопутствует успех: попытки активного влияния на внутреннюю политику ряда стран путём активной поддержки запрещённой в России организации «Братья-мусульмане» привело Анкару к затяжному и до сих пор неурегулированному политико-дипломатическому конфликту с Каиром. Видимо, в известной мере именно это обусловило некоторый сдвиг политико-дипломатической и отчасти военной экспансии Анкары в сторону стран южнее Сахары и Восточной Африки. В частности, в охваченном перманентной междоусобицей, де-факто не существующем в качестве единого государства Сомали, недалеко от Могадишо, в сентябре 2016 года открыт турецкий военный объект стоимостью 50 млн долл. 200 турецких офицеров базы обучают местных военных приёмам террористической борьбы. До этого, реализуя собственные интересы, Турция оказывала страдающему от голода и засухи населению сомалийских территорий значительную гуманитарную помощь, открыла посольство. Турецкий лидер Р. Эрдоган, посетивший в 2011 году с официальным визитом Могадишо, стал наиболее заметным политиком, побывавшим в Сомали за последние 25 лет.
Турецкая военная база в окрестностях Могадишо
А в ходе недавней поездки турецкого лидера в Судан глава этой африканской страны Омар Аль-Башир 27 декабря 2017 года подписал указ о передаче в аренду Турции сроком на 99 лет острова Суакин на Красном море для реконструкции исторической застройки острова[1] и восстановления полноценной инфраструктуры, в которую Анкара готова вложить до 650 млн долл. Согласно двустороннему договору, Турция получает право построить на острове (откуда, помимо прочего, налажено паромное сообщение с саудовской Джиддой) порты для обслуживания гражданских и военных судов. Всего между Хартумом и Анкарой было подписано 13 соглашений. Планы по созданию новой турецкой военной базы на острове Суакин вызвали неоднозначную реакцию в арабском мире: многие наблюдатели рассматривают их в контексте непростых отношений Турции с Египтом[2] и Саудовской Аравией. Редактор влиятельного каирского издания «Аль-Шурук» Эмад Хуссейн полагает, что визит Эрдогана в Судан «нельзя рассматривать никак, кроме как преследование Египта и попытки досадить ему любыми возможными средствами». Саудовский официоз также обвиняет Судан в прислуживании экспансионистским устремлениям Турции: «Турция неудержимо и дерзко осуществляет экспансию в регионе и использует свое влияние против Египта и стран Залива. Наиболее опасным аспектом африканского визита Эрдогана является передача Суданом туркам острова Суакин, лежащего напротив Джидды, и восстановление на нем оттоманского наследия». Ведущий эксперт аналитической сети «Анкара-Москва» Энгин Озер отмечает: «Остров Суакин ранее был главным портом на Красном море в этом регионе. Сегодня этот остров является стратегическим пунктом в заливе. Турция уже имеет военную базу в Дохе, в Сомали, и теперь следующую военную базу хочет построить и на острове Суакин. Мы его называем «турецкий угольник». Наличие военных баз в этом регионе входит в одно из приоритетных направлений внешней политики Турции, поскольку после выборов в США президент Трамп открыто заявил, что стратегическим партнером США в исламском мире является Саудовская Аравия»[3].
Проасудовское агентство Gulf News с тревогой пишет о том, что Иран сможет использовать новую турецкую военную базу на Суакине, чтобы поставлять оружие хоуситам в Йемене. Используя свои новые военные возможности, Турция сможет отправить дополнительные войска в Катар или более эффективно вмешиваться во внутренние дела Египта посредством запрещённых «Братьев-мусульман», что обеспокоит Египет и Иорданию. Активность Турции может оживить суданские претензии на спорный с Египтом район Халаиб. Ирано-турецкое присутствие на Красном море, с точки зрения Эр-Рияда, делает более востребованным постоянное присутствие там американских военных кораблей, что, в свою очередь, не останется без внимания Пекина с его постоянным пунктом базирования в Джибути (буквально по соседству с ним расположена американская база). Соперничество за контроль над коммуникационными путями вокруг Африканского Рога может выйти на качественно новый уровень.
«Треугольник» турецких военных объектов в Сомали, Катаре и Судане
Как видим, Турция присоединилась к весьма ограниченному кругу стран, располагающих военными базами на африканском континенте. Обладая наиболее протяжённой в Африке береговой линией, Сомали выходит как на Аденский залив, так и в Индийский океан. Укрепляя военное присутствие в регионе, Турция получит возможность контроля коммуникационные пути к африканским странам, таким, как Эфиопия и Кения (для Турции Кения является воротами в Восточную Африку).
Повышенный интерес к оборонной сфере стал важной особенностью недавнего африканского турне президента Эрдогана, который в ходе пресс-конференции в Мавритании заявил о готовности своей страны «поделиться с мавританцами опытом в области оборонной промышленности». Накануне отъезда в Африку было заявлено о выделении Анкарой 5 млн долларов «сахельской пятёрке», созданной для борьбы с террористическими угрозами.
Нельзя исключать, что в будущем Турция будет стремиться к созданию в Африке новых военных объектов. Летом 2017 года Р. Эрдоган заявил о планах строительства национального авианосца, и, скорее всего, турецкий флот также будет чаще посещать африканские порты, увеличивая военное влияние Анкары на континенте. В 2014 году оперативная группа кораблей ВМС Турции «Барбаросс» в ходе дальнего похода вокруг Африки преодолела расстояние в 15 тысяч морских миль (30 тыс. км), посетив 25 портов в 24 африканских странах.
* * *
Турция последовательно и целенаправленно наращивает усилия по расширению сферы своего внешнеполитического влияния, сочетая политико-дипломатические контакты, торгово-экономическую экспансию и методы так называемой «мягкой силы», практиковавшиеся Советским Союзом в странах так называемого «третьего мира». После исчезновения СССР в 1991 году российское влияние в Африке обвально сократилось, образовав вакуум, который, разумеется, спешат заполнить все те, кто стремится обеспечить своё долгосрочное присутствие на континенте. В результате некоторые страны, например, Судан и особенно Ливия, перестали существовать в прежнем своём виде, став объектом геополитических экспериментов, погрузившись в пучину гражданских и этноконфессиональных войн. Откровенно колониальный характер деятельности ряда транснациональных корпораций объективно ведёт к нарастанию экономических, экологических, демографических, миграционных и иных проблем, создающих, в свою очередь, предлоги для внешнего вмешательства.
Разговоры о возрождении российского интереса к Африке, включая частичное восстановление утраченных позиций, ведутся достаточно давно, и, похоже, принимают в последние годы практическую форму. В ходе состоявшейся в начале марта поездки министра иностранных дел России Сергея Лаврова по пяти африканским странам были затронуты актуальные вопросы как политического, так и экономического сотрудничества. Укрепляются военные контакты Москвы с Каиром, что важно в контексте обеспечения стабильности на Ближнем Востоке. В отличие от Запада с его санкциями, российско-турецкое взаимодействие, при всех его проблемах, не носит антагонистического характера, что предполагает, как минимум, согласование подходов в том числе на африканском направлении. Однако относительно эффективности работы профильных российских структур (по сравнению с тем же TIKA) остаются вопросы. При этом не стоит забывать, что оставшиеся с советских времён связи не полностью растрачены, в то время как Турция апеллирует к несколько более далёким временам, а во многих случаях эффективно выстроила свою политику практически с нуля (там, где у неё не было даже посольств).
В 2011 году, в разгар «арабской весны» и драматических ливийских событий, в которые вооружённым путём вмешались западные страны, тогдашний министр иностранных дел Турции и разработчик внешнеполитической концепции неоосманизма Ахмет Давутоглу заявил: «Франция пытается понять, зачем мы работаем в Африке. Я уже дал поручение: в какую бы африканскую страну ни поехал Саркози, нужно, чтобы каждый раз, поднимая глаза, он видел здание турецкого посольства, турецкий флаг. Я дал указание арендовать посольства в самых лучших местах». И хотя акценты могут несколько меняться, в целом доктрина «неоосманизма», основанная на выстраивании взаимоотношений с партнёрами с учётом традиций и религиозных особенностей, последовательно реализуется и приносит неплохие результаты. Несмотря на объективные проблемы и трудности, находясь под лупой западных аналитических центров, наследники «Блистательной Порты» дают хороший пример того, как в условиях нестабильных отношений с Западом искать и находить альтернативные механизмы укрепления внешнеполитической субъектности, обретая дополнительные инструменты политического, экономического и культурного влияния.
[1] В начале XVI века при султане Селиме на острове, некогда одном из центров местного христианства, были построены османские казармы и штаб-квартира турецкого флота на Красном море. По результатам войны 1883-1885 годов Суакин был передан англичанам, однако после строительства в 1922 году порта Порт-Судан остров приходит в упадок.
[2] Противостояние Анкары и Каира, помимо политико-идеологического (отстранение от власти поддерживаемого Анкарой президента М. Мурси в 2013 г.), имеет также экономическое измерение (разработка газовых месторождений в Восточном Средиземноморье). Вместе с тем, политический кризис в двусторонних отношениях не перерос в экономический, что является фактором их потенциальной нормализации.
[3] Примечательно, что летом 2017 г. Турция планировала создать военные базы также и в Саудовской Аравии. Однако 19 июня 2017 г. источник в министерстве иностранных дел этой арабской страны по «горячим следам» визита министра иностранных дел М. Чавушоглу сообщил, что Эр-Рияд «не может позволить Турции создавать военные базы на земле Саудовской Аравии».